Зинаида гиппиус интересные факты из жизни. Три интересных факта о зинаиде гиппиус. Отношение к Октябрьской революции и его отражение в творчестве

Д. Мережковскому Простят ли чистые герои? Мы их завет не сберегли. Мы потеряли всё святое: И стыд души, и честь земли. Мы были с ними, были вместе, Когда надвинулась гроза. Пришла Невеста. И Невесте Солдатский штык проткнул глаза. Мы утопили, с визгом споря, Ее в чану Дворца, на дне, В незабываемом позоре И наворованном вине. Ночная стая свищет, рыщет, Лед по Неве кровав и пьян... О, петля Николая чище, Чем пальцы серых обезьян! Рылеев, Трубецкой, Голицын! Вы далеко, в стране иной... Как вспыхнули бы ваши лица Перед оплеванной Невой! И вот из рва, из терпкой муки, Где по дну вьется рабий дым, Дрожа протягиваем руки Мы к вашим саванам святым. К одежде смертной прикоснуться, Уста сухие приложить, Чтоб умереть - или проснуться, Но так не жить! Но так не жить!

14 декабря 1918 года

Ужель прошло - и нет возврата? В морозный день, заветный час, Они, на площади Сената, Тогда сошлися в первый раз. Идут навстречу упованью, К ступеням Зимнего крыльца... Под тонкою мундирной тканью Трепещут жадные сердца. Своею молодой любовью Их подвиг режуще-остер, Но был погашен их же кровью Освободительный костер. Минули годы, годы, годы... А мы все там, где были вы. Смотрите, первенцы свободы: Мороз на берегах Невы! Мы - ваши дети, ваши внуки... У неоправданных могил, Мы корчимся все в той же муке, И с каждым днем все меньше сил. И в день декабрьской годовщины Мы тени милые зовем. Сойдите в смертные долины, Дыханьем вашим - оживем. Мы, слабые, - вас не забыли, Мы восемьдесят страшных лет Несли, лелеяли, хранили Ваш ослепительный завет. И вашими пойдем стопами, И ваше будем пить вино... О, если б начатое вами Свершить нам было суждено!

А. Блоку

Дитя, потерянное всеми... Все это было, кажется в последний, В последний вечер, в вешний час... И плакала безумная в передней, О чем-то умоляя нас. Потом сидели мы под лампой блеклой, Что золотила тонкий дым, А поздние распахнутые стекла Отсвечивали голубым. Ты, выйдя, задержался у решетки, Я говорил с тобою из окна. И ветви юные чертились четко На небе - зеленей вина. Прямая улица была пустынна, И ты ушел - в нее, туда... Я не прощу. Душа твоя невинна. Я не прощу ей - никогда.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Апельсинные цветы

H. B-t О, берегитесь, убегайте От жизни легкой пустоты. И прах земной не принимайте За апельсинные цветы. Под серым небом Таормины Среди глубин некрасоты На миг припомнились единый Мне апельсинные цветы. Поверьте, встречи нет случайной,- Как мало их средь суеты! И наша встреча дышит тайной, Как апельсинные цветы. Вы счастья ищете напрасно, О, вы боитесь высоты! А счастье может быть прекрасно, Как апельсинные цветы. Любите смелость нежеланья, Любите радости молчанья, Неисполнимые мечты, Любите тайну нашей встречи, И все несказанные речи, И апельсинные цветы.

Без оправданья

М.Г[орько]му Нет, никогда не примирюсь. Верны мои проклятья. Я не прощу, я не сорвусь В железные объятья. Как все, пойду, умру, убью, Как все - себя разрушу, Но оправданием - свою Не запятнаю душу. В последний час, во тьме, в огне, Пусть сердце не забудет: Нет оправдания войне! И никогда не будет. И если это Божья длань - Кровавая дорога - Мой дух пойдет и с Ним на брань, Восстанет и на Бога.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Бессилье

Смотрю на море жадными очами, К земле прикованный, на берегу... Стою над пропастью - над небесами,- И улететь к лазури не могу. Не ведаю, восстать иль покориться, Нет смелости ни умереть, ни жить... Мне близок Бог - но не могу молиться, Хочу любви - и не могу любить. Я к солнцу, к солнцу руки простираю И вижу полог бледных облаков... Мне кажется, что истину я знаю - И только для нее не знаю слов.

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Боль

"Красным углем тьму черчу, Колким жалом плоть лижу, Туго, туго жгут кручу, Гну, ломаю и вяжу. Шнурочком ссучу, Стяну и смочу. Игрой разбужу, Иглой пронижу. И я такая добрая, Влюблюсь - так присосусь. Как ласковая кобра я, Ласкаясь, обовьюсь. И опять сожму, сомну, Винт медлительно ввинчу, Буду грызть, пока хочу. Я верна - не обману. Ты устал - я отдохну, Отойду и подожду. Я верна, любовь верну, Я опять к тебе приду, Я играть с тобой хочу, Красным углем зачерчу..."

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Веселье

Блевотина войны - октябрьское веселье! От этого зловонного вина Как было омерзительно твое похмелье, О бедная, о грешная страна! Какому дьяволу, какому псу в угоду, Каким кошмарным обуянный сном, Народ, безумствуя, убил свою свободу, И даже не убил - засек кнутом? Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой. Смеются пушки, разевая рты... И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой, Народ, не уважающий святынь.

Водоскат

А. А. Блоку Душа моя угрюмая, угрозная, Живет в оковах слов. Я - черная вода, пенноморозная, Меж льдяных берегов. Ты с бедной человеческою нежностью Не подходи ко мне. Душа мечтает с вещей безудержностью О снеговом огне. И если в мглистости души, в иглистости Не видишь своего,- То от тебя ее кипящей льдистости Не нужно ничего.

С.Бавин, И.Семибратова. Судьбы поэтов серебряного века. Русская государственная библиотека. Москва: Книжная палата 1993.

Все она

Медный грохот, дымный порох, Рыжелипкие струи, Тел ползущих влажный шорох... Где чужие? где свои? Нет напрасных ожиданий, Недостигнутых побед, Но и сбывшихся мечтаний, Одолении - тоже нет. Все едины, всё едино, Мы ль, они ли... смерть - одна. И работает машина, И жует, жует война...

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Гибель

Близки кровавые зрачки, дымящаяся пеной пасть... Погибнуть? Пасть? Что - мы? Вот хруст костей... вот молния сознанья перед чертою тьмы... И - перехлест страданья... Что мы! Но - Ты? Твой образ гибнет... Где Ты? В сияние одетый, бессильно смотришь с высоты? Пускай мы тень. Но тень от Твоего Лица! Ты вдунул Дух - и вынул? Но мы придем в последний день, мы спросим в день конца,- за что Ты нас покинул?

Серебряный век. Петербургская поэзия конца XIX-начала XX в. Ленинград: Лениздат, 1991.

* * *

Господи, дай увидеть! Молюсь я в часы ночные. Дай мне еще увидеть Родную мою Россию. Как Симеону увидеть Дал Ты, Господь, Мессию, Дай мне, дай увидеть Родную мою Россию.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Грех

И мы простим, и Бог простит. Мы жаждем мести от незнанья. Но злое дело - воздаянье Само в себе, таясь, таит. И путь наш чист, и долг наш прост: Не надо мстить. Не нам отмщенье. Змея сама, свернувши звенья, В свой собственный вопьется хвост. Простим и мы, и Бог простит, Но грех прощения не знает, Он для себя - себя хранит, Своею кровью кровь смывает, Себя вовеки не прощает - Хоть мы простим, и Бог простит.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Два сонета

Л. С. Баксту I. Спасение Мы судим, говорим порою так прекрасно, И мнится - силы нам великие даны. Мы проповедуем, собой упоены, И всех зовем к себе решительно и властно. Увы нам: мы идем дорогою опасной. Пред скорбию чужой молчать обречены,- Мы так беспомощны, так жалки и смешны, Когда помочь другим пытаемся напрасно. Утешит в горести, поможет только тот, Кто радостен и прост и верит неизменно, Что жизнь - веселие, что все - благословенно; Кто любит без тоски и как дитя живет. Пред силой истинной склоняюсь я смиренно; Не мы спасаем мир: любовь его спасет. II. Нить Через тропинку в лес, в уютности приветной, Весельем солнечным и тенью облита, Нить паутинная, упруга и чиста, Повисла в небесах; и дрожью незаметной Колеблет ветер нить, порвать пытаясь тщетно; Она крепка, тонка, прозрачна и проста. Разрезана небес живая пустота Сверкающей чертой - струною многоцветной. Одно неясное привыкли мы ценить. В запутанных узлах, с какой-то страстью ложной, Мы ищем тонкости, не веря, что возможно Величье с простотой в душе соединить. Но жалко, мертвенно и грубо все, что сложно; А тонкая душа - проста, как эта нить.

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Дверь

Мы, умные,- безумны, Мы, гордые,- больны, Растленной язвой чумной Мы все заражены. От боли мы безглазы, А ненависть - как соль, И ест, и травит язвы, Ярит слепую боль. О черный бич страданья! О ненависти зверь! Пройдем ли - Покаянья Целительную дверь? Замки ее суровы И створы тяжелы... Железные засовы, Медяные углы... Дай силу не покинуть, Господь, пути Твои! Дай силу отодвинуть Тугие вереи!

Серебряный век. Петербургская поэзия конца XIX-начала XX в. Ленинград: Лениздат, 1991.

Дьяволенок

Мне повстречался дьяволенок, Худой и щуплый - как комар. Он телом был совсем ребенок, Лицом же дик: остер и стар. Шел дождь... Дрожит, темнеет тело, Намокла всклоченная шерсть... И я подумал: эко дело! Ведь тоже мерзнет. Тоже персть. Твердят: любовь, любовь! Не знаю. Не слышно что-то. Не видал. Вот жалость... Жалость понимаю. И дьяволенка я поймал. Пойдем, детеныш! Хочешь греться? Не бойся, шерстку не ерошь. Что тут на улице тереться? Дам детке сахару... Пойдешь? А он вдруг эдак сочно, зычно, Мужским, ласкающим баском (Признаться - даже неприлично И жутко было это в нем) - Пророкотал: "Что сахар? Глупо. Я, сладкий, сахару не ем. Давай телятинки да супа... Уж я пойду к тебе - совсем". Он разозлил меня бахвальством... А я хотел еще помочь! Да ну тебя с твоим нахальством! И не спеша пошел я прочь. Но он заморщился и тонко Захрюкал... Смотрит, как больной... Опять мне жаль... И дьяволенка Тащу, трудясь, к себе домой. Смотрю при лампе: дохлый, гадкий, Не то дитя, не то старик. И все твердит: "Я сладкий, сладкий..." Оставил я его. Привык. И даже как-то с дьяволенком Совсем сжился я наконец. Он в полдень прыгает козленком, Под вечер - темен, как мертвец. То ходит гоголем-мужчиной, То вьется бабой вкруг меня, А если дождик - пахнет псиной И шерстку лижет у огня. Я прежде всем себя тревожил: Хотел того, мечтал о том... А с ним мой дом... не то, что ожил, Но затянулся, как пушком. Безрадостно-благополучно, И нежно-сонно, и темно... Мне с дьяволенком сладко-скучно... Дитя, старик,- не все ль равно? Такой смешной он, мягкий, хлипкий, Как разлагающийся гриб. Такой он цепкий, сладкий, липкий, Все липнул, липнул - и прилип. И оба стали мы - едины. Уж я не с ним - я в нем, я в нем! Я сам в ненастье пахну псиной И шерсть лижу перед огнем...

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Ей в Торран

1 Я не безвольно, не бесцельно Хранил лиловый мой цветок, Принес его длинностебельный И положил у милых ног. А ты не хочешь... Ты не рада... Напрасно взгляд я твой ловлю. Но пусть! Не хочешь, и не надо: Я все равно тебя люблю. 2 Новый цветок я найду в лесу, В твою неответность не верю, не верю. Новый, лиловый я принесу В дом твой прозрачный, с узкою дверью. Но стало мне страшно там, у ручья, Вздымился туман из ущелья, стылый... Только шипя проползла змея, И я не нашел цветка для милой. 3 В желтом закате ты - как свеча. Опять я стою пред тобой бессловно. Падают светлые складки плаща К ногам любимой так нежно и ровно. Детская радость твоя кротка, Ты и без слов сама угадаешь, Что приношу я вместо цветка, И ты угадала, ты принимаешь.

С.Бавин, И.Семибратова. Судьбы поэтов серебряного века. Русская государственная библиотека. Москва: Книжная палата 1993.

Если

Если гаснет свет - я ничего не вижу. Если человек зверь - я его ненавижу. Если человек хуже зверя - я его убиваю. Если кончена моя Россия - я умираю.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

За что?

Качаются на луне Пальмовые перья. Жить хорошо ли мне, Как живу теперь я? Ниткой золотой светляки Пролетают, мигая. Как чаша, полна тоски Душа - до самого края. Морские дали - поля Бледно-серебряных лилий... Родная моя земля, За что тебя погубили?

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Закат

Освещена последняя сосна. Под нею темный кряж пушится. Сейчас погаснет и она. День конченый - не повторится. День кончился. Что было в нем? Не знаю, пролетел, как птица. Он был обыкновенным днем, А все-таки - не повторится.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Заклинанье

Расточитесь, духи непослушные, Разомкнитесь, узы непокорные, Распадитесь, подземелья душные, Лягте, вихри, жадные и черные. Тайна есть великая, запретная. Есть обеты - их нельзя развязывать. Человеческая кровь - заветная: Солнцу кровь не ведено показывать. Разломись оно, проклятьем цельное! Разлетайся, туча исступленная! Бейся, сердце, каждое - отдельное, Воскресай, душа освобожденная!

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Зеркала

А вы никогда не видали? В саду или в парке - не знаю, Везде зеркала сверкали. Внизу, на поляне, с краю, Вверху, на березе, на ели. Где прыгали мягкие белки, Где гнулись мохнатые ветки,- Везде зеркала блестели. И в верхнем - качались травы, А в нижнем - туча бежала... Но каждое было лукаво, Земли иль небес ему мало,- Друг друга они повторяли, Друг друга они отражали... И в каждом - зари розовенье Сливалось с зеленостью травной; И были, в зеркальном мгновеньи, Земное и горнее - равны.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Игра

Совсем не плох и спуск с горы: Кто бури знал, тот мудрость ценит. Лишь одного мне жаль: игры... Ее и мудрость не заменит. Игра загадочней всего И бескорыстнее на свете. Она всегда - ни для чего, Как ни над чем смеются дети. Котенок возится с клубком, Играет море в постоянство... И всякий ведал - за рулем - Игру бездумную с пространством. Играет с рифмами поэт, И пена - по краям бокала... А здесь, на спуске, разве след - След от игры остался малый.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Идущий мимо

У каждого, кто встретится случайно Хотя бы раз - и сгинет навсегда, Своя история, своя живая тайна, Свои счастливые и скорбные года. Какой бы ни был он, прошедший мимо, Его наверно любит кто-нибудь... И он не брошен: с высоты, незримо, За ним следят, пока не кончен путь. Как Бог, хотел бы знать я все о каждом, Чужое сердце видеть, как свое, Водой бессмертья утолить их жажду - И возвращать иных в небытие.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Иметь

Вас. Успенскому В зеленом шуме листьев вешних, В зеленом шорохе волны, Я вечно жду цветов нездешних Еще несознанной весны. А Враг так близко в час томленья И шепчет: "Слаще - умереть..." Душа, беги от искушенья, Умей желать,- умей иметь. И если детски плачу ночью И слабым сердцем устаю - Не потеряю к беспорочью Дорогу верную мою. Пусть круче всход - белей ступени. Хочу дойти, хочу узнать, Чтоб там, обняв Его колени, И умирать - и воскресать.

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Имя

Безумные годы совьются во прах, Утонут в забвенье и дыме. И только одно сохранится в веках Святое и гордое имя. Твое, возлюбивший до смерти, твое, Страданьем и честью венчанный, Проколет, прорежет его острие Багровые наши туманы. От смрада клевет - не угаснет огонь, И лавр на челе не увянет. Георгий, Георгий! Где верный твой конь? Георгий святой не обманет. Он близко! Вот хруст перепончатых крыл И брюхо разверстое Змия... Дрожи, чтоб Святой и тебе не отметил Твое блудодейство, Россия!

Серебряный век. Петербургская поэзия конца XIX-начала XX в. Ленинград: Лениздат, 1991.

К пруду

Не осуждай меня, пойми: Я не хочу тебя обидеть, Но слишком больно ненавидеть,- Я не умею жить с людьми. И знаю, с ними - задохнусь. Я весь иной, я чуждой веры. Их ласки жалки, ссоры серы... Пусти меня! Я их боюсь. Не знаю сам, куда пойду. Они везде, их слишком много... Спущусь тропинкою отлогой К давно затихшему пруду. Они и тут - но отвернусь, Следов их наблюдать не стану, Пускай обман - я рад обману... Уединенью предаюсь. Вода прозрачнее стекла Над ней и в ней кусты рябины. Вдыхаю запах бледной тины... Вода немая умерла. И неподвижен тихий пруд... Но тишине не доверяю, И вновь душа трепещет,- знаю, Они меня и здесь найдут. И слышу, кто-то шепчет мне: "Скорей, скорей! Уединенье, Забвение, освобожденье - Лишь там... внизу... на дне... на дне..."

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Как он

Георгию Адамовичу Преодолеть без утешенья, Все пережить и все принять. И в сердце даже на забвенье Надежды тайной не питать,- Но быть, как этот купол синий, Как он, высокий и простой, Склоняться любящей пустыней Над нераскаянной землей.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Ключ

Струись, Струись, Холодный ключ осенний. Молись, Молись, И веруй неизменней. Молись, Молись, Молитвой неугодной. Струись, Струись, Осенний ключ холодный...

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Крик

Изнемогаю от усталости, Душа изранена, в крови... Ужели нет над нами жалости, Ужель над нами нет любви? Мы исполняем волю строгую, Как тени, тихо, без следа, Неумолимою дорогою Идем - неведомо куда. И ноша жизни, ноша крестная. Чем далее, тем тяжелей... И ждет кончина неизвестная У вечно запертых дверей. Без ропота, без удивления Мы делаем, что хочет Бог. Он создал нас без вдохновения И полюбить, создав, не мог. Мы падаем, толпа бессильная, Бессильно веря в чудеса, А сверху, как плита могильная, Слепые давят небеса.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Любовь

В моей душе нет места для страданья: Моя душа - любовь. Она разрушила свои желанья, Чтоб воскресить их вновь. В начале было Слово. Ждите Слова. Откроется оно. Что совершалось - да свершится снова, И вы, и Он - одно. Последний свет равно на всех прольется, По знаку одному. Идите все, кто плачет и смеется, Идите все - к Нему. К Нему придем в земном освобожденьи, И будут чудеса. И будет все в одном соединеньи - Земля и небеса.

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Любовь - одна

Единый раз вскипает пеной И рассыпается волна. Не может сердце жить изменой, Измены нет: любовь - одна. Мы негодуем иль играем, Иль лжем - но в сердце тишина. Мы никогда не изменяем: Душа одна - любовь одна. Однообразно и пустынно, Однообразием сильна, Проходит жизнь... И в жизни длинной Любовь одна, всегда одна. Лишь в неизменном - бесконечность, Лишь в постоянном - глубина. И дальше путь, и ближе вечность, И всё ясней: любовь одна. Любви мы платим нашей кровью, Но верная душа - верна, И любим мы одной любовью... Любовь одна, как смерть одна.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Между

Д.Философову На лунном небе чернеют ветки... Внизу чуть слышно шуршит поток. А я качаюсь в воздушной сетке, Земле и небу равно далек. Внизу - страданье, вверху - забавы. И боль, и радость - мне тяжелы. Как дети, тучки тонки, кудрявы... Как звери, люди жалки и злы. Людей мне жалко, детей мне стыдно, Здесь - не поверят, там - не поймут. Внизу мне горько, вверху - обидно... И вот я в сетке - ни там, ни тут. Живите, люди! Играйте, детки! На все, качаясь, твержу я "нет"... Одно мне страшно: качаясь в сетке, Как встречу теплый, земной рассвет? А пар рассветный, живой и редкий, Внизу рождаясь, встает, встает... Ужель до солнца останусь в сетке? Я знаю, солнце - меня сожжет.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Мера

Всегда чего-нибудь нет,- Чего-нибудь слишком много... На все как бы есть ответ - Но без последнего слога. Свершится ли что - не так, Некстати, непрочно, зыбко... И каждый не верен знак, В решеньи каждом - ошибка. Змеится луна в воде,- Но лжет, золотясь, дорога... Ущерб, перехлест везде. А мера - только у Бога.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

* * *

Мешается, сливается Действительность и сон, Все ниже опускается Зловещий небосклон - И я иду и падаю, Покорствуя судьбе, С неведомой отрадою И мыслью - о тебе. Люблю недостижимое, Чего, быть может, нет... Дитя мое любимое, Единственный мой свет! Твое дыханье нежное Я чувствую во сне, И покрывало снежное Легко и сладко мне. Я знаю, близко вечное, Я слышу, стынет кровь... Молчанье бесконечное... И сумрак... И любовь.

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Молодому веку

Тринадцать лет! Мы так недавно Его приветили, любя. В тринадцать лет он своенравно И дерзко показал себя. Вновь наступает день рожденья... Мальчишка злой! На этот раз Ни празднества, ни поздравленья Не требуй и не жди от нас. И если раньше землю смели Огнем сражений зажигать - Тебе ли, Юному, тебе ли Отцам и дедам подражать? Они - не ты. Ты больше знаешь. Тебе иное суждено. Но в старые мехи вливаешь Ты наше новое вино! Ты плачешь, каешься? Ну что же! Мир говорит тебе: "Я жду". Сойди с кровавых бездорожий Хоть на пятнадцатом году!

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Мудрость

Сошлись чертовки на перекрестке, На перекрестке трех дорог Сошлись к полночи, и месяц жесткий Висел вверху, кривя свой рог. Ну, как добыча? Сюда, сестрицы! Мешки тугие,- вот прорвет! С единой бровью и с ликом птицы,- Выходит старшая вперед. И запищала, заговорила, Разинув клюв и супя бровь: "Да что ж, не плохо! Ведь я стащила У двух любовников - любовь. Сидят, целуясь.. А я, украдкой, Как подкачусь, да сразу - хвать! Небось, друг друга теперь не сладко Им обнимать да целовать! А вы, сестрица?" - "Я знаю меру, Мне лишь была б полна сума Я у пророка украла веру,- И он тотчас сошел с ума. Он этой верой махал, как флагом, Кричал, кричал... Постой же, друг! К нему подкралась я тихим шагом - Да флаг и вышибла из рук!" Хохочет третья: "Вот это средство! И мой денечек не был плох: Я у ребенка украла детство, Он сразу сник. Потом издох". Смеясь, к четвертой пристали: ну же, А ты явилась с чем, скажи? Мешки тугие, всех наших туже... Скорей веревку развяжи! Чертовка мнется, чертовке стыдно... Сама худая, без лица "Хоть я безлика, а все ж обидно: Я обокрала - мудреца. Жирна добыча, да в жире ль дело! Я с мудрецом сошлась на грех. Едва я мудрость стащить успела,- Он тотчас стал счастливей всех! Смеется, пляшет... Ну, словом, худо. Назад давала - не берет. "Спасибо, ладно! И вон отсюда!" Пришлось уйти... Еще убьет! Конца не вижу я испытанью! Мешок тяжел, битком набит! Куда деваться мне с этой дрянью? Хотела выпустить - сидит". Чертовки взвыли: наворожила! Не людям быть счастливей нас! Вот угодила, хоть и без рыла! Тащи назад! Тащи сейчас! "Несите сами! Я понесла бы, Да если люди не берут!" И разодрались четыре бабы: Сестру безликую дерут. Смеялся месяц... И от соблазна Сокрыл за тучи острый рог. Дрались... А мудрость лежала праздно На перекрестке трех дорог.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Надпись на книге

Мне мило отвлеченное: Им жизнь я создаю... Я все уединенное, Неявное люблю. Я - раб моих таинственнхых, Необычайных снов... Но для речей единственных Не знаю здешних слов...

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

* * *

Б. Б[угаев]у "...И не мог совершить там никакого чуда..." Не знаю я, где святость, где порок, И никого я не сужу, не меряю. Я лишь дрожу пред вечною потерею: Кем не владеет Бог - владеет Рок. Ты был на перекрестке трех дорог,- И ты не стал лицом к Его преддверию... Он удивился твоему неверию И чуда над тобой свершить не мог. Он отошел в соседние селения... Не поздно, близок Он, бежим, бежим! И, если хочешь,- первый перед Ним С бездумной верою склоню колени я... Не Он Один - все вместе совершим, По вере,- чудо нашего спасения...

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Нелюбовь

3. В[енгеровой] Как ветер мокрый, ты бьешься в ставни, Как ветер черный, поешь: ты мой! Я древний хаос, я друг твой давний, Твой друг единый,- открой, открой! Держу я ставни, открыть не смею, Держусь за ставни и страх таю. Храню, лелею, храню, жалею Мой луч последний - любовь мою. Смеется хаос, зовет безокий: Умрешь в оковах,- порви, порви! Ты знаешь счастье, ты одинокий, В свободе счастье - и в Нелюбви. Охладевая, творю молитву, Любви молитву едва творю... Слабеют руки, кончаю битву, Слабеют руки... Я отворю!

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Непоправимо

Н. Ястребову Невозвратимо. Непоправимо. Не смоем водой. Огнем не выжжем. Наc затоптал - не проехал мимо!- Тяжелый всадник на коне рыжем. В гуще вязнут его копыта, В смертной вязи, неразделимой... Смято, втоптано, смешано, сбито - Все. Навсегда. Непоправимо.

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Непредвиденное

По Слову Извечно-Сущего Бессменен поток времен. Чую лишь ветер грядущего, Нового мига звон. С паденьем идет, с победою? Оливу несет иль меч? Лика его я не ведаю, Знаю лишь ветер встреч. Летят нездешними птицами В кольцо бытия, вперед, Миги с закрытыми лицами... Как удержу их лёт? И в тесности, в перекрестности,- Хочу, не хочу ли я - Черную топь неизвестности Режет моя ладья.

Серебряный век. Петербургская поэзия конца XIX-начала XX в. Ленинград: Лениздат, 1991.

Нет!

Она не погибнет - знайте! Она не погибнет, Россия. Они всколосятся,- верьте! Поля ее золотые. И мы не погибнем - верьте! Но что нам наше спасенье: Россия спасется,- знайте! И близко ее воскресенье.

С.Бавин, И.Семибратова. Судьбы поэтов серебряного века. Русская государственная библиотека. Москва: Книжная палата 1993.

Никогда

Предутренний месяц на небе лежит. Я к месяцу еду, снег чуткий скрипит. На дерзостный лик я смотрю неустанно, И он отвечает улыбкою странной. И странное слово припомнилось мне, Я все повторяю его в тишине. Печальнее месяца свет, недвижимей, Быстрей мчатся кони и неутомимей. Скользят мои сани легко, без следа, А я все твержу: никогда, никогда!.. 0, ты ль это, слово, знакомое слово? Но ты мне не страшно, боюсь я иного... Не страшен и месяца мертвенный свет... Мне страшно, что страха в душе моей нет. Лишь холод безгорестный сердце ласкает, А месяц склоняется - и умирает.

О вере

А. Карташеву Великий грех желать возврата Неясной веры детских дней. Нам не страшна ее утрата, Не жаль пройденных ступеней. Мечтать ли нам о повтореньях? Иной мы жаждем высоты. Для нас - в слияньях и сплетеньях Есть откровенья простоты. Отдайся новым созерцаньям, О том, что было - не грусти, И к вере истинной - со знаньем - Ищи бесстрашного пути.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

О другом

Господь. Отец. Мое начало. Мой конец. Тебя, в Ком Сын, Тебя, Кто в Сыне, Во Имя Сына прошу я ныне И зажигаю пред Тобой Мою свечу. Господь. Отец. Спаси, укрой - Кого хочу. Тобою дух мой воскресает. Я не о всех прошу, о Боже, Но лишь о том, Кто предо мною погибает, Чье мне спасение дороже,- О нем,- одном. Прими, Господь, мое хотенье! О, жги меня, как я - свечу, Но ниспошли освобожденье, Твою любовь, Твое спасенье - Кому хочу.

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Овен и стрелец

Я родился в безумный месяц март... А. Меньшов Не март девический сиял моей заре: Ее огни зажглись в суровом ноябре. Не бледный халкидон - заветный камень мой, Но гиацинт-огонь мне дан в удел земной. Ноябрь, твое чело венчает яркий снег... Две тайны двух цветов заплетены в мой век, Два верных спутника мне жизнью суждены: Холодный снег, сиянье белизны,- И алый гиацинт,- его огонь и кровь. Приемлю жребий мой: победность и любовь.

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Однообразие

В вечерний час уединенья, Уныния и утомленья, Один, на шатких ступенях, Ищу напрасно утешенья, Моей тревоги утоленья В недвижных, стынущих водах. Лучей последних отраженья, Как небывалые виденья, Лежат на сонных облаках. От тишины оцепененья Душа моя полна смятенья... О, если бы хоть тень движенья, Хоть звук в тяжелых камышах! Но знаю, миру нет прощенья, Печали сердца нет забвенья, И нет молчанью разрешенья, И все навек без измененья И на земле, и в небесах.

Зинаида Гиппиус. Тихое племя. Серия "Из поэтического наследия". Москва: Центр-100, 1996.

Она

В своей бессовестной и жалкой низости, Она как пыль сера, как прах земной. И умираю я от этой близости, От неразрывности ее со мной. Она шершавая, она колючая, Она холодная, она змея. Меня изранила противно-жгучая Ее коленчатая чешуя. О, если б острое почуял жало я! Неповоротлива, тупа, тиха. Такая тяжкая, такая вялая, И нет к ней доступа - она глуха. Своими кольцами она, упорная, Ко мне ласкается, меня душа. И эта мертвая, и эта черная, И эта страшная - моя душа!

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Оно

Ярко цокают копыта... Что там видно, у моста? Все затерто, все забыто, В тайне мыслей пустота... Только слушаю копыта, Шум да крики у моста. Побежало тесно, тучно, Многоногое Оно. Упоительно - и скучно. Хорошо - и все равно. И слежу, гляжу, как тучно Мчится грозное Оно. Покатилось, зашумело, Раскусило удила, Все размыло, все разъело, Чем душа моя жила. И душа в чужое тело Пролилась - и умерла. Жадны звонкие копыта, Шумно, дико и темно, Там - веселье с кровью слито, Тело в тело вплетено... Все разбито, все забыто, Пейте новое вино! Жадны звонкие копыта, Будь что будет - все равно!

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Оправдание

Ни воли, ни умелости, Друзья мне - как враги... Моей безмерной смелости, Господь, о помоги! Ни ясности, ни знания, Ни силы быть с людьми... Господь, мои желания, Желания прими! Ни твердости, ни нежности... Ни бодрости в пути... Господь, мои мятежности И дерзость освяти! Я в слабости, я в тленности Стою перед Тобой. Во всей несовершенности Прими меня, укрой. Не дам Тебе смирения,- Оно - удел рабов,- Не жду я всепрощения, Забвения грехов, Я верю - в Оправдание... Люби меня, зови! Сожги мое страдание В огне Твоей Любви!

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Осенью

(сгон на революцию) На баррикады! На баррикады! Сгоняй из дальних, из ближних мест... Замкни облавкой, сгруди, как стадо, Кто удирает - тому арест. Строжайший отдан приказ народу, Такой, чтоб пикнуть никто не смел. Все за лопаты! Все за свободу! А кто упрется - тому расстрел. И все: старуха, дитя, рабочий - Чтоб пели Интер-национал. Чтоб пели, роя, а кто не хочет И роет молча – того в канал! Нет революции краснее нашей: На фронт - иль к стенке, одно из двух. ...Поддай им сзаду! Клади им взашей, Вгоняй поленом мятежный дух! На баррикады! На баррикады! Вперед за «Правду», за вольный труд! Колом, веревкой, в штыки, в приклады... Не понимают? Небось, поймут!

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Отрада

Мой друг, меня сомненья не тревожат. Я смерти близость чувствовал давно. В могиле, там, куда меня положат, Я знаю, сыро, душно и темно. Но не в земле - я буду здесь, с тобою, В дыханьи ветра, в солнечных лучах, Я буду в море бледною волною И облачною тенью в небесах. И будет мне чужда земная сладость И даже сердцу милая печаль, Как чужды звездам счастие и радость... Но мне сознанья моего не жаль, Покоя жду... Душа моя устала... Зовет к себе меня природа-мать... И так легко, и тяжесть жизни спала... О, милый друг, отрадно умирать!

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Пауки

Я в тесной келье - в этом мире И келья тесная низка. А в четырех углах - четыре Неутомимых паука. Они ловки, жирны и грязны, И все плетут, плетут, плетут... И страшен их однообразный Непрерывающийся труд. Они четыре паутины В одну, огромную, сплели. Гляжу - шевелятся их спины В зловонно-сумрачной пыли. Мои глаза - под паутиной. Она сера, мягка, липка. И рады радостью звериной Четыре толстых паука.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Песня (Окно мое высоко над землею...)

Окно мое высо ко над землею, Высо ко над землею. Я вижу только небо с вечернею зарею, С вечернею зарею. И небо кажется пустым и бледным, Таким пустым и бледным... Оно не сжалится над сердцем бедным, Над моим сердцем бедным. Увы, в печали безумной я умираю, Я умираю, Стремлюсь к тому, чего я не знаю, Не знаю... И это желание не знаю откуда, Пришло откуда, Но сердце хочет и просит чуда, Чуда! О, пусть будет то, чего не бывает, Никогда не бывает: Мне бледное небо чудес обещает, Оно обещает, Но плачу без слез о неверном обете, О неверном обете... Мне нужно то, чего нет на свете, Чего нет на свете.

100 Стихотворений. 100 Русских Поэтов. Владимир Марков. Упражнение в отборе. Centifolia Russica. Antologia. Санкт-Петербург: Алетейя, 1997.

Петроград

Кто посягнул на детище Петрово? Кто совершенное деянье рук Смел оскорбить, отняв хотя бы слово, Смел изменить хотя б единый звук? Не мы, не мы... Растерянная челядь, Что, властвуя, сама боится нас! Все мечутся да чьи-то ризы делят, И всё дрожат за свой последний час. Изменникам измены не позорны. Придет отмщению своя пора... Но стыдно тем, кто, весело-покорны, С предателями предали Петра. Чему бездарное в вас сердце радо? Славянщине убогой? Иль тому, Что к "Петрограду" рифм гулящих стадо Крикливо льнет, как будто к своему? Но близок день - и возгремят перуны... На помощь, Медный Вождь, скорей, скорей Восстанет он, всё тот же, бледный, юный, Всё тот же - в ризе девственных ночей, Во влажном визге ветреных раздолий И в белоперистости вешних пург,- Созданье революционной воли - Прекрасно-страшный Петербург!

Серебряный век. Петербургская поэзия конца XIX-начала XX в. Ленинград: Лениздат, 1991.

Посвящение

Небеса унылы и низки, Но я знаю - дух мой высок. Мы с тобой так странно близки, И каждый из нас одинок. Беспощадна моя дорога, Она меня к смерти ведет. Но люблю я себя, как Бога,- Любовь мою душу спасет. Если я на пути устану, Начну малодушно роптать, Если я на себя восстану И счастья осмелюсь желать,- Не покинь меня без возврата В туманные, трудные дни. Умоляю, слабого брата Утешь, пожалей, обмани. Мы с тобою единственно близки, Мы оба идем на восток. Небеса злорадны и низки, Но я верю - дух наш высок.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Последнее

Порой всему, как дети, люди рады И в легкости своей живут веселой. О, пусть они смеются! Нет отрады Смотреть во тьму души моей тяжелой. Я не нарушу радости мгновенной, Я не открою им дверей сознанья, И ныне, в гордости моей смиренной, Даю обет великого молчанья. В безмолвьи прохожу я мимо, мимо, Закрыв лицо,- в неузнанные дали, Куда ведут меня неумолимо Жестокие и смелые печали.

Зинаида Гиппиус. Стихотворения. Paris: YMCA-Press, 1984.

Почему

О Ирландия, океанная, Мной не виденная страна! Почему ее зыбь туманная В ясность здешнего вплетена? Я не думал о ней, не думаю, Я не знаю ее, не знал... Почему так режут тоску мою Лезвия ее острых скал? Как я помню зори надпенные? В черной алости чаек стон? Или памятью мира пленною Прохожу я сквозь ткань времен? О Ирландия неизвестная! О Россия, моя страна! Не единая ль мука крестная Всей Господней земле дана?

Серебряный век. Петербургская поэзия конца XIX-начала XX в. Ленинград: Лениздат, 1991.

Предел

Д.В.Философову Сердце исполнено счастьем желанья, Счастьем возможности и ожиданья,- Но и трепещет оно и боится, Что ожидание - может свершиться... Полностью жизни принять мы не смеем, Тяжести счастья поднять не умеем, Звуков хотим,- но созвучий боимся, Праздным желаньем пределов томимся, Вечно их любим, вечно страдая,- И умираем, не достигая...

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Пыль

Моя душа во власти страха И горькой жалости земной. Напрасно я бегу от праха - Я всюду с ним, и он со мной. Мне в очи смотрит ночь нагая, Унылая, как темный день. Лишь тучи, низко набегая, Дают ей мертвенную тень. И ветер, встав на миг единый, Дождем дохнул - и в миг исчез. Волокна серой паутины Плывут и тянутся с небес. Ползут, как дни земных событий, Однообразны и мутны. Но сеть из этих легких нитей Тяжеле смертной пелены. И в прахе душном, в дыме пыльном, К последней гибели спеша, Напрасно в ужасе бессильном Оковы жизни рвет душа. А капли тонкие по крыше Едва стучат, как в робком сне. Молю вас, капли, тише, тише... О, тише плачьте обо мне!

Серебряный век русской поэзии. Москва: Просвещение, 1993.

Свет

Стоны, Стоны, Истомные, Бездонные, Долгие звоны Похоронные, Стоны, Стоны... Жалобы, Жалобы на Отца... Жалость язвящая, жаркая, Жажда конца, Жалобы, Жалобы... Узел туже, туже, Путь все круче, круче, Все уже, уже, уже, Угрюмей тучи, Ужас душу рушит, Узел душит, Узел туже, туже, туже... Господи, Господи,- нет! Вещее сердце верит! Боже мой, нет! Мы под крылами Твоими. Ужас. И стоны. И тьма... а над ними Твой немеркнущий Свет.

Зинаида Гиппиус. Стихи, воспоминания, документальная проза. Москва: Наше наследие, 1991.

Свободный стих

Приманной легкостью играя, Зовет, влечет свободный стих. И соблазнил он, соблазняя, Ленивых, малых и простых. Сулит он быстрые ответы И достиженья без борьбы. За мной! За мной! И вот поэты Стиха свободного рабы. Они следят его извивы, Сухую ломкость, скрип углов, Узор пятнисто-похотливый Икающих и пьяных слов... Немало слов с подолом грязным Войти боялись... А теперь Каким ручьем однообразным Втекают в сломанную дверь! Втекли, вшумели и врылились... Гогочет уличная рать. Что ж! Вы недаром покорились: Рабы не смеют выбирать. Без утра пробил час вечерний, И гаснет серая заря... Вы отданы на по смех черни Коварной волею царя! . . . . . . . . . . . . . . А мне - лукавый стих угоден. Мы с ним веселые друзья. Живи, свободный! Ты свободен - Пока на то изволю я. Пока хочу - играй, свивайся Среди ухабов и низин. Звени, тянись и спотыкайся, Но помни: я твой властелин. И чуть запросит сердце тайны, Напевных рифм и строгих слов - Ты в хор вольешься неслучайный Созвучно-длинных, стройных строф. Многоголосы, тугозвонны, Они полетны и чисты - Как храма белого колонны, Как неба снежного цветы.

Зинаи́да Никола́евна Ги́ппиус (по мужу Мережко́вская) родилась 8 (20) ноября 1869 года в городе Белёве (ныне Тульская область) в обрусевшей немецкой дворянской семье. Отец, Николай Романович Гиппиус, известный юрист, некоторое время служил обер-прокурором в Сенате; мать, Анастасия Васильевна, урожденная Степанова, была дочерью екатеринбургского обер-полицмейстера. По необходимости, связанной со служебной деятельностью отца, семья часто переезжала с места на место, из-за чего дочь не получила полноценного образования; различные учебные заведения она посещала урывками, готовясь к экзаменам с гувернантками. В детские годы поэтесса успела пожить и в Харькове, и в Петербурге, и в Саратове.

Стихи будущая поэтесса начала писать с семи лет. В 1902 году в письме Валерию Брюсову она замечала: «В 1880 году , то есть когда мне было 11 лет, я уже писала стихи (причем очень верила во "вдохновение" и старалась писать сразу, не отрывая пера от бумаги). Стихи мои всем казались "испорченностью", но я их не скрывала. Должна оговориться, что я была нисколько не "испорчена" и очень "религиозна" при всём этом…» При этом девочка запоем читала, вела обширные дневники, охотно переписывалась со знакомыми и друзьями отца. Один из них, генерал Н. С. Драшусов, первым обратил внимание на юное дарование и посоветовал ей всерьёз заняться литературой.

Уже для первых поэтических упражнений девочки были характерны самые мрачные настроения. «Я с детства ранена смертью и любовью», - позже признавалась Гиппиус. Как отмечал один из биографов поэтессы, «…время, в котором она родилась и выросла - семидесятые-восьмидесятые годы, не наложило на неё никакого отпечатка. Она с начала своих дней живёт как бы вне времени и пространства, занятая чуть ли ни с пелёнок решением вечных вопросов». Впоследствии в шуточной стихотворной автобиографии Гиппиус признавалась: «Решала я - вопрос огромен - / Я шла логическим путём, / Решала: нумен и феномен / В соотношении каком?».

Н. Р. Гиппиус был болен туберкулёзом; едва получив должность обер-прокурора, он почувствовал резкое ухудшение и вынужден был срочно выехать с семьею в Нежин, в Черниговскую губернию, к новому месту службы, председателем местного суда. Зинаиду отдали в Киевский женский институт, но некоторое время спустя вынуждены были забрать обратно: девочка так тосковала по дому, что практически все шесть месяцев провела в институтском лазарете. Поскольку в Нежине не было женской гимназии, она училась дома, с преподавателями из местного Гоголевского лицея.

Николай Гиппиус скоропостижно скончался в Нежине в 1881 году ; вдова осталась с большой семьей - четырьмя дочерьми (Зинаида, Анна, Наталья и Татьяна), бабушкой и незамужней сестрой - практически без средств к существованию. В 1882 году Анастасия Васильевна с дочерьми переехала в Москву. Зинаида поступила в гимназию Фишер, где начала учиться поначалу охотно и с интересом. Вскоре, однако, врачи обнаружили туберкулёз и у неё, из-за чего учебное заведение пришлось оставить. «Маленький человек с большим горем», - такими словами вспоминали здесь девочку, постоянно носившую печать печали на лице.

Опасаясь, что все дети, унаследовавшие от отца склонность к чахотке, могут последовать его путём, и особенно тревожась за старшую дочь, Анастасия Гиппиус уехала с детьми в Ялту. Поездка в Крым не только удовлетворила с детства развившуюся в девочке любовь к путешествиям, но и предоставила ей новые возможности для занятий двумя любимыми вещами: верховой ездой и литературой. Отсюда в 1885 году мать увезла дочерей в Тифлис, к брату Александру. Тот обладал достаточными средствами, чтобы снять для племянницы дачу в Боржоми, где та и поселилась с подругой. Только здесь, после скучного крымского лечения, в вихре «веселья, танцев, поэтических состязаний, скачек» Зинаида сумела оправиться от тяжёлого потрясения, связанного с утратой отца. Год спустя две больших семьи отправились в Манглис, и здесь А. В. Степанов скоропостижно скончался от воспаления мозга. Гиппиусы вынуждены были остаться в Тифлисе.

В 1888 году Зинаида Гиппиус с матерью вновь отправилась на дачу в Боржом. Здесь она познакомилась с Д. С. Мережковским, незадолго до этого выпустившим в свет свою первую книгу стихов и в те дни путешествовавшим по Кавказу. Ощутив мгновенную духовную и интеллектуальную близость со своим новым знакомым, резко отличавшимся от её окружения, восемнадцатилетняя Гиппиус на его предложение о замужестве не задумываясь ответила согласием. 8 января 1889 года в Тифлисе состоялась скромная церемония венчания, за которой последовало короткое свадебное путешествие. Союз с Мережковским, как отмечалось впоследствии, «дал смысл и мощный стимул всей её исподволь совершавшейся внутренней деятельности, вскоре позволив юной красавице вырваться на огромные интеллектуальные просторы», а в более широком смысле - сыграл важнейшую роль в развитии и становлении литературы «Серебряного века».

Поначалу Гиппиус и Мережковский заключили негласный уговор: она будет писать исключительно прозу, а он - поэзию. Некоторое время жена по просьбе супруга переводила (в Крыму) байроновского «Манфреда»; попытка оказалась неудачной. Наконец Мережковский объявил о том, что сам собирается нарушить договор: у него возникла идея романа о Юлиане Отступнике. С этого времени они писали и стихи, и прозу каждый, в зависимости от настроения.

Вскоре после свадьбы супруги переехали в Петербург. Дом супругов Мережковских в те времена пользовался огромной популярностью. Все поклонники литературного творчества стремились туда попасть, ведь в этом доме проводились интереснейшие вечера поэзии.

В Петербурге Мережковский познакомил Гиппиус с известными литераторами: первый из них, А. Н. Плещеев, «очаровал» двадцатилетнюю девушку тем, что во время одного из ответных визитов принёс из редакторского портфеля «Северного вестника» (где он заведовал отделом поэзии) некоторые стихотворения - на её «суд строгий». В числе новых знакомых Гиппиус были Я. П. Полонский, А. Н. Майков, Д. В. Григорович, П. И. Вейнберг; она сблизилась с молодым поэтом Н. М. Минским и редакцией «Северного вестника», одной из центральных фигур в котором был критик А. Л. Волынский. С этим журналом, ориентировавшимся на новое направление «от позитивизма к идеализму», были связаны первые литературные опыты писательницы. В эти дни она активно контактировала с редакторами многих столичных журналов, посещала публичные лекции и литературные вечера, познакомилась с семьёй Давыдовых, игравшей важную роль в литературной жизни столицы (А. А. Давыдова издавала журнал «Мир Божий»), посещала Шекспировский кружок В. Д. Спасовича, участниками которого были известнейшие адвокаты (в частности, князь А. И. Урусов), стала членом-сотрудником Русского Литературного общества.

В 1888 году в «Северном вестнике» вышли (с подписью «З. Г.») два «полудетских», как она вспоминала, стихотворения. Эти и некоторые последующие стихи начинающей поэтессы отражали «общую ситуацию пессимизма и меланхолии 1880-х годов» и во многом были созвучны произведениям популярного тогда Семёна Надсона.

В начале 1890 года Гиппиус под впечатлением разыгравшейся у неё на глазах маленькой любовной драмы, главными героями которой были горничная Мережковских, Паша и «друг семьи» Николай Минский, написала рассказ «Простая жизнь». Неожиданно (потому что к Мережковскому этот журнал тогда не благоволил) рассказ принял «Вестник Европы», опубликовав под заголовком «Злосчастная»: так состоялся дебют Гиппиус в прозе.

Последовали новые публикации, в частности, рассказы «В Москве» и «Два сердца» (1892 ), а также романы («Без талисмана», «Победители», «Мелкие волны»), - как в «Северном вестнике», так и в «Вестнике Европы», «Русской мысли» и других известных изданиях. Ранние прозаические работы Гиппиус были в штыки встречены либеральной и народнической критикой, которым претила, прежде всего, «противоестественность, невиданность, претенциозность героев». Позже «Новый энциклопедический словарь» отмечал, что первые произведения Гиппиус были «написаны под явным влиянием идей Рескина, Ницше, Метерлинка и других властителей дум того времени». Ранняя проза Гиппиус была собрана в двух книгах: «Новые люди» (СПб., 1896 ) и «Зеркала» (СПб., 1898 ).

Всё это время Гиппиус преследовали проблемы со здоровьем: она перенесла возвратный тиф, ряд «бесконечных ангин и ларингитов». Отчасти, чтобы поправить здоровье и не допустить туберкулёзного рецидива, но также и по причинам, связанным с творческими устремлениями, Мережковские в 1891-1892 годах совершили две запоминающиеся поездки по югу Европы. В ходе первой из них они общались с А. П. Чеховым и А. С. Сувориным, которые на некоторое время стали их спутниками, побывали в Париже у Плещеева. Во время второй поездки, остановившись в Ницце, супруги познакомились с Дмитрием Философовым, несколько лет спустя ставшим их постоянным спутником и ближайшим единомышленником. Впоследствии итальянские впечатления заняли важное место в мемуарах Гиппиус, наложившись на светлые и возвышенные настроения её «самых счастливых, молодых лет». Между тем финансовое положение супружеской четы, жившей почти исключительно на гонорары, оставалось в эти годы тяжёлым. «Теперь мы в ужасном, небывалом положении. Мы живем буквально впроголодь вот уже несколько дней и заложили обручальные кольца», - сообщала она в одном из писем 1894 года (в другом сетуя, что не может пить прописанный врачами кефир из-за отсутствия денег).

Стихотворения Гиппиус, опубликованные в журнале «старших» символистов «Северный вестник» («Песня» и «Посвящение») сразу получили скандальную известность. В 1904 вышло «Собрание стихов. 1889-1893» и в 1910 - «Собрание стихов. 1903-1909», объединённое с первой книгой постоянством тем и образов: душевный разлад человека, во всем ищущего высшего смысла, божественного оправдания низкого земного существования, но так и не нашедшего достаточных резонов смириться и принять - ни «тяжесть счастья», ни отречение от него. В 1899-1901 Гиппиус тесно сотрудничает с журналом «Мир искусства»; в 1901-1904 является одним из организаторов и активным участником Религиозно-философских собраний и фактическим соредактором журнала «Новый путь», где печатаются её умные и острые критические статьи под псевдонимом Антон Крайний, позже становится ведущим критиком журнала «Весы» (в 1908 избранные статьи вышли отдельной книгой - «Литературный дневник»).

В начале века квартира Мережковских становится одним из центров культурной жизни Петербурга, где молодые поэты проходили нелегкую проверку личным знакомством с «мэтрессой». З. Гиппиус предъявляла к поэзии высокие, предельные требования религиозного служения красоте и истине («стихи - это молитвы»). Сборники рассказов З. Гиппиус пользовались гораздо меньшим успехом у читателей и вызвали острые нападки критики.

События Революции 1905-1907 стали переломными в жизненной творческой биографии З. Гиппиус. Если до этого времени социально-политические вопросы находились вне сферы интересов З. Гиппиус, то после 9 января , которое, по словам писательницы, «перевернуло» ее, актуальная общественная проблематика, «гражданские мотивы» становятся доминирующими в ее творчестве, в особенности - в прозе. З. Гиппиус и Д. Мережковский становятся непримиримыми противниками самодержавия, борцами с консервативным государственным устройством России («Да, самодержавие - от Антихриста», - пишет Гиппиус в это время).

В феврале 1906 они уезжают в Париж, где проводят больше двух лет. Обосновавшись в Париже, где у них еще с дореволюционных времен осталась квартира, Мережковские возобновили знакомство с цветом русской эмиграции: Николаем Бердяевым, Иваном Шмелевым, Константином Бальмонтом, Иваном Буниным, Александром Куприным и другими.

За границей вышли еще два ее поэтических сборника Гиппиус: «Стихи. Дневник 1911-1921» (Берлин, 1922 ) и «Сияния» (Париж, 1939 ).

В 1908 году супруги вернулись в Россию, и в холодном Петербурге у Гиппиус после трёх лет отсутствия здесь вновь проявились старые болезни. В течение последующих шести лет она и Мережковский неоднократно выезжали за границу лечиться. В последние дни одного такого визита, в 1911 году , Гиппиус купила дешёвую квартиру в Пасси (Rue Colonel Bonnet, 11-bis); это приобретение имело впоследствии для обоих решающее, спасительное значение. С осени 1908 года Мережковские приняли активное участие в возобновлённых в Петербурге Религиозно-философских собраниях, преобразованных в Религиозно-философское общество, однако представителей церкви здесь теперь практически не было, и интеллигенция сама с собой решала многочисленные споры.

В 1910 году вышло «Собрание стихов. Кн. 2. 1903-1909», второй том сборника Зинаиды Гиппиус, во многом созвучный первому. Его основной темой стал «душевный разлад человека, во всём ищущего высшего смысла, божественного оправдания низкого земного существования, но так и не нашедшего достаточных резонов смириться и принять - ни "тяжесть счастья", ни отречение от него». К этому времени многие стихи и некоторые рассказы Гиппиус были переведены на немецкий и французский языки. За рубежом и в России вышли написанные по-французски (в сотрудничестве с Д. Мережковским и Д. Философовым) книга «Le Tsar et la Révolution» (1909) и статья о русской поэзии в «Mercure de France». К началу 1910-х годов относится последний прозаический сборник Гиппиус «Лунные муравьи» (1912 год), вобравший в себя рассказы, которые сама она считала в своём творчестве лучшими, а также два романа неоконченной трилогии: «Чёртова кукла» (первая часть) и «Роман-царевич» (третья часть), встретившие неприятие левой прессы (которая усмотрела в них «клевету» на революцию) и в целом прохладный приём критики, нашедшей их откровенно тенденциозными, «проблемными»

Встретив враждебно Октябрьскую революцию 1917 года, Гиппиус вместе с мужем эмигрирует в Париж. Эмигрантское творчество Зинаиды состоит из стихов, воспоминаний и публицистики. Она выступала с резкими нападками на Советскую Россию и пророчила ей скорое падение. Поэтическим документом времени, отразившим отношение Гиппиус к происходившему в 1917-1918 годах, стал сборник «Последние стихи. 1914-1918» (1918 год ).

Зимой 1919 года Мережковские и Философов начали обсуждать варианты бегства. Получив мандат на чтение лекций красноармейцам по истории и мифологии Древнего Египта, Мережковский получил разрешение на выезд из города, и 24 декабря четверо (включая В. Злобина, секретаря Гиппиус) со скудным багажом, рукописями и записными книжками - отправились в Гомель (писатель при этом не выпускал из рук книгу с надписью: «Материалы для лекций в красноармейских частях»). Путь был нелёгким: четверым пришлось перенести четырёхсуточный путь в вагоне, «полном красноармейцами, мешочниками и всяким сбродом», ночную высадку в Жлобине в 27-градусный мороз. После недолгого пребывания в Польше в 1920 году , разочаровавшись как в политике Ю. Пилсудского по отношению к большевикам, так и в роли Б. Савинкова, приехавшего в Варшаву, чтобы обсудить с Мережковскими новую линию в борьбе с коммунистической Россией, 20 октября 1920 г. Мережковские, расставшись с Философовым, навсегда уехали во Францию

В 1926 году супруги организовали литературно-философское братство «Зеленая лампа» – своего рода продолжение одноименного сообщества начала XIX века, в котором участвовал Александр Пушкин. Собрания были закрытыми, а гости приглашались исключительно по списку. Постоянными участниками «заседаний» были Алексей Ремизов, Борис Зайцев, Иван Бунин, Надежда Тэффи, Марк Алданов и Николай Бердяев. С началом Второй мировой войны сообщество прекратило свое существование.

Вскоре после нападения Германии на СССР Мережковский выступил по германскому радио, в котором призвал к борьбе с большевизмом (обстоятельства этого события вызвали позже споры и разночтения). З. Гиппиус, «узнав об этом радиовыступлении, была не только расстроена, но даже напугана», - первой её реакцией стали слова: «это конец». Она не ошиблась: сотрудничества с Гитлером, заключавшегося лишь в одной этой радиоречи, Мережковскому не простили. Парижская квартира Мережковских была описана за неплатёж, им приходилось экономить на малом. Смерть Дмитрия Сергеевича (9 декабря 1941 года ) явилась для Зинаиды Николаевны сильнейшим ударом. На эту утрату наложились и две других: за год до этого стало известно о кончине Философова; в 1942 году умерла её сестра Анна.

Вдова писателя, подвергшаяся в эмигрантской среде остракизму, посвятила свои последние годы работе над биографией покойного мужа; эта книга осталась неоконченной и была издана в 1951 году .

В последние годы вернулась к поэзии: взялась за работу над (напоминавшей «Божественную комедию») поэмой «Последний круг» (опубликованной в 1972 году ), оставшейся, как и книга «Дмитрий Мережковский», незавершённой. Последней записью в дневнике Гиппиус, сделанной перед самой смертью, была фраза: «Я сто́ю мало. Как Бог мудр и справедлив».

Зинаида Николаевна Гиппиус скончалась в Париже. Вечером 1 сентября 1945 года отец Василий Зеньковский причастил Гиппиус. Она мало что понимала, но причастие проглотила. Остававшийся до последнего рядом с ней секретарь В. Злобин свидетельствовал, что в мгновение перед кончиной две слезы стекли по её щекам и на её лице появилось «выражение глубокого счастья». Легенда серебряного века ушла в небытие 9 сентября 1945 года (в возрасте 76 лет). Ее похоронили на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа в одной могиле с супругом. Литературное наследие мистификаторши сохранилось в сборниках стихов, драм и романов.

Сочинения

Поэзия

• «Собрание стихотворений». Книга первая. 1889-1903. Книгоиздательство «Скорпион», М., 1904.
• «Собрание стихотворений». Книга вторая. 1903-1909. Книгоиздательство «Мусагет», М., 1910.
• «Последние стихи» (1914-1918), издание «Наука и школа», Петербург, 66 сс., 1918.
• «Стихи. Дневник 1911-1921». Берлин. 1922.
• «Сияния», серия «Русские поэты», выпуск второй, 200 экз. Париж, 1938.

Проза

• «Новые люди». Первая книга рассказов. СПб, 1-е издание 1896; второе издание 1907.
• «Зеркала». Вторая книга рассказов. СПб, 1898.
• «Третья книга рассказов», СПб, 1901.
• «Алый меч». Четвёртая книга рассказов. СПб, 1907.
• «Чёрное по белому». Пятая книга рассказов. СПб, 1908.
• «Лунные муравьи». Шестая книга рассказов. Издательство «Альциона». М., 1912.
• «Чёртова кукла». Роман. Изд. «Московское книгоиздательство». М. 1911.
• «Роман-царевич». Роман. Изд. «Московское книгоиздательство». М. 1913. - 280 с.

Драматургия

«Зелёное кольцо». Пьеса. Изд. «Огни», Петроград, 1916.

Критика и публицистика

• «Литературный дневник». Критические статьи. СПб, 1908.
• «Синяя Книга. Петербургские дневники 1914-1938». - Белград, 1929-234 с.
• «Зинаида Гиппиус. Петербургские дневники 1914-1919». Нью-Йорк - Москва, 1990.
• Зинаида Гиппиус. Дневники

Современные издания (1990 -)

Пьесы. Л., 1990
Живые лица, тт. 1-2. Тбилиси, 1991
Сочинения. Ленинградское отд. Худож. лит. 1991 г.
Стихотворения. СПб, 1999

Ключевые слова: Зинаида Гиппиус,Зинаида Николаевна Гиппиус,биография,подробная биография,критика на произведения,поэзия,проза,скачать бесплатно,читать онлайн,русская литература,20 век,мережковская,жизнь и творчество,декадентская мадонна,символизм

Зинаида Николаевна Гиппиус (8 ноября 1869 – 9 сентября 1945) – поэтесса, одна из наиболее видных представителей cеребряного века русской поэзии. За её великий талант и оригинальность произведений многие литературные критики считают её идеологом русского символизма.

Детство

Зинаида Гиппиус родилась 8 ноября 1869 года в городе Белёве в дворянской семье немецкого происхождения. Её отец был известным по тем временам юристом, который до этого служил обер-прокурором в Сенате. Мать являлась дочерью екатеринбургского оберполицейского и имела прекрасное образование. Из-за того, что отцу Зинаиды часто приходилось уезжать в другой город, мать и дочка вынуждены были сопровождать его, поскольку он был единственным кормильцем в семье. Именно из-за этого Гиппиус не могла обучаться в школе, как её сверстницы, и, в результате, осталась без начального образования. Тем не менее, её отец прекрасно понимал, что без соответствующих навыков девочка не сможет найти работу в будущем, поэтому Гиппиус обучали в основном нанятые гувернантки. С ними юная поэтесса училась писать и читать, они помогали ей готовиться к экзаменам и даже обучали нескольким языкам.

Начиная с 7-летнего возраста, Зинаида всерьез увлекается поэзией. Она с удовольствием пишет несколько произведений и даже не старается скрывать их от родителей. Наоборот, она гордится своим талантом и изо дня в день стремится рассказать о нем. Однако, как позже признаётся сама Гиппиус, в то время практически все считали её стихи «испорченными». В письме Валерию Брюсову, она говорила:

«… на тот момент я не понимала, почему мои произведения являлись для людей чем-то плохим, испорченным. По своей натуре я человек очень религиозный, поэтому я никогда не позволила бы себе писать что-то, что расходится с моей верой, портит мнение обо мне как о верующей девушке…».

Тем не менее, первые стихи поэтессы воспринимаются общественностью скорее как блажь. И только генерал Драшусов, один из друзей отца Зинаиды, с которым она на тот момент вела активную переписку и делилась созданными стихотворениями, замечает талант Гиппиус, советует ей не слушать мнение окружающих и продолжать делать то, что ей нравится. К слову, с юных лет поэтесса воспринимает свой талант как «моменты вдохновения». Она верит, что любое произведение можно создать, не отрываясь от пергамента. Ведь если ты прервешь эту связь, отвлечешься, вдохновение исчезнет, а вновь вернувшееся будет уже не таким, как прежде.

Юность и начало поэтической карьеры

В 1880 году отец Зинаиды получает должность судьи, и семья снова переезжает – на этот раз в небольшой городок Нежин. Там девочку устраивают в местный женский институт, где, как надеются родители, она сможет научиться всему тому, чему обучали в школе, и получить, наконец, нормальное образование. Однако спустя год отец семейства скоропостижно умирает от туберкулёза. Эта новость настолько шокирует юную поэтессу, что она на целых шесть месяцев замыкается в себе и перестаёт учиться. Решив, что ребенку больше нет смысла продолжать обучение, мать забирает её и увозит в родной город.

По прошествии нескольких месяцев девушку снова отдают в гимназию. Но и там она учится недолго. Через год её состояние резко ухудшается, и с помощью медицинского обследования становится понятно, что у Зинаиды, как и у её отца, хронический туберкулёз. Но, к счастью, заболевание находится на ранней стадии, поэтому мать с дочкой снова переезжают. На этот раз в Крым, где проходят полное лечение в дорогостоящей клинике. Здесь Зинаида получает огромный простор для занятий любимыми хобби – верховой ездой и литературой. Находясь в Крыму, она создает еще несколько стихотворений с достаточно мрачной и грустной энергетикой. Как позже отметят литературные критики:

«… произведения Зинаиды Гиппиус стали негативными вовсе не потому, что она жила в непростое время. Сложная судьба, лишения и внутренняя болезнь заставили её писать о чем-то трагическом…».

В 1888 году выходят в свет первые произведения Зинаиды под псевдонимом «З. Г.». Их публикацией Гиппиус обязана Мережковскому – человеку, который навсегда изменит её жизнь, однако не сможет повлиять на творчество. Все произведения поэтессы так и останутся мрачными и меланхоличными. В 1890 году, видя любовный «треугольник» в собственном доме (её служанка влюбилась в двух мужчин разных социальных слоёв), Зинаида Гиппиус впервые пишет прозу «Простая жизнь». После того, как произведение закончено, оно на несколько месяцев остается в тени, так как ни один журнал не может опубликовать подобное. К тому моменту, когда Гиппиус и Мережковскому даёт отрицательный ответ последний литературный журнал, паре становится понятно, что этот рассказ провалился. Но спустя неделю, неожиданно для Мережковского, приходит ответ от «Вестника Европы» – журнала, с которым мужчину связывали отнюдь не дружеские отношения. Редактор соглашается опубликовать рассказ, и это становится дебютным прозаическим произведением Зинаиды Гиппиус.

После этого, вдохновленная популярностью, девушка создает «В Москве» (1892), «Два сердца» (1892), «Без талисмана» (1893) и «Мелкие волны» (1894). Благодаря тому, что талант поэтессы был ранее признан одним литературным журналом, с этого момента редакторы уже сами предлагают ей публиковаться сначала в «Северном вестнике», потом в «Русской мысли» и других известных на тот момент изданиях.

Гиппиус и революция

Как и Мережковский, Гиппиус всегда была сторонницей Февральской революции. Одно время она даже критиковала Герберта Уэллса за его негативное отношение к такому «светлому и радостному событию». Поэтесса называла писателя «отступником», «тем, чьи идеи никогда не будут реализованы в жизни».

Зинаида искренне верила в то, что Февральская революция способна, наконец, освободить народ от той власти, которая была установлена насильственными методами. Она надеялась, что за паникой последует свобода идеи, мысли и слова, поэтому Гиппиус и Мережковский не только поддерживали революционеров, но даже познакомились с Керенским, чтобы лично высказать ему свою признательность. Их квартира на тот момент больше напоминала «филиал» Государственной Думы, ведь там каждый вечер проходили горячие дебаты революционеров и обсуждения того, как лучше свергнуть власть и для чего это необходимо народу.

Однако за Февральской последовала Октябрьская революция, которая шокировала пару и вынудила их бежать. Понимая, что теперь их произведения на революционную тематику могут лишь навредить им, Мережковский и Гиппиус уезжают сначала в Польшу, где они разочаровываются в политике Пилсудского, а затем обосновываются во Франции. К слову, даже находясь далеко от родной страны, супруги продолжают остро реагировать на её проблемы. Для того чтобы хоть как-то показать своё отношение к России и выразить ей свою любовь, Гиппиус в 1927 году создает в Париже общество «Зелёная лампа», которое должно было сплотить всех эмигрантов-писателей, вынужденных покинуть родину так, как это сделали Мережковский и Гиппиус.

Личная жизнь

В 18-летнем возрасте, находясь на Кавказе на даче, Зинаида знакомится со своим первым и единственным мужем – Мережковским. На тот момент он уже был более известным поэтом и прозаиком, нежели Гиппиус, но также продолжал искать популярность и издавать свои произведения. Они полюбили друг друга буквально с первой минуты. Как потом признавалась сама Зинаида:

«… я ощутила ту духовную и интеллектуальную связь, о которой до этого момента лишь писала. Это было что-то невероятное…».

Через некоторое время Мережковский делает Гиппиус предложение, и 18-летняя девушка сразу же даёт своё согласие. Официально узаконить свои отношения пара решает 8 января 1889 года здесь же, в Тифлисе. После скромной свадебной церемонии молодожены уезжают в путешествие по Кавказу, где продолжают писать и публиковать свои произведения.

При этом девочка запоем читала, вела обширные дневники, охотно переписывалась со знакомыми и друзьями отца. Один из них, генерал Н. С. Драшусов, первым обратил внимание на юное дарование и посоветовал ей всерьёз заняться литературой .

Уже для первых поэтических упражнений девочки были характерны самые мрачные настроения. «Я с детства ранена смертью и любовью», - позже признавалась Гиппиус. Как отмечал один из биографов поэтессы, «…время, в котором она родилась и выросла - семидесятые-восьмидесятые годы, не наложило на неё никакого отпечатка. Она с начала своих дней живёт как бы вне времени и пространства, занятая чуть ли ни с пелёнок решением вечных вопросов». Впоследствии в шуточной стихотворной автобиографии Гиппиус признавалась: «Решала я - вопрос огромен - / Я шла логическим путем, / Решала: нумен и феномен / В соотношении каком?» :70 . Владимир Злобин (секретарь, проведший подле поэтессы большую часть своей жизни) впоследствии отмечал:

Всё, что она знает и чувствует в семьдесят лет, она уже знала и чувствовала в семь, не умея это выразить. "Всякая любовь побеждается, поглощается смертью", - записывала она в 53 года… И если она четырёхлетним ребёнком так горько плачет по поводу своей первой любовной неудачи, то оттого, что с предельной остротой почувствовала, что любви не будет, как почувствовала после смерти отца, что умрет .

В. А. Злобин. Тяжёлая душа. 1970. :71

Николай Гиппиус скоропостижно скончался в Нежине в 1881 году; вдова осталась с большой семьей - четырьмя дочерьми (Зинаида, Анна, Наталья и Татьяна), бабушкой и незамужней сестрой - практически без средств к существованию. В 1882 году Анастасия Васильевна с дочерьми переехала в Москву. Зинаида поступила в гимназию Фишер, где начала учиться поначалу охотно и с интересом . Вскоре, однако, врачи обнаружили туберкулёз и у неё, из-за чего учебное заведение пришлось оставить . «Маленький человек с большим горем», - такими словами вспоминали здесь девочку, постоянно носившую печать печали на лице .

Опасаясь, что все дети, унаследовавшие от отца склонность к чахотке, могут последовать его путём, и особенно тревожась за старшую дочь, Анастасия Гиппиус уехала с детьми в Ялту . Поездка в Крым не только удовлетворила с детства развившуюся в девочке любовь к путешествиям, но и предоставила ей новые возможности для занятий двумя любимыми вещами: верховой ездой и литературой . Отсюда в 1885 году мать увезла дочерей в Тифлис , к брату Александру. Тот обладал достаточными средствами, чтобы снять для племянницы дачу в Боржоми , где та и поселилась с подругой . Только здесь, после скучного крымского лечения, в вихре «веселья, танцев, поэтических состязаний, скачек» Зинаида сумела оправиться от тяжёлого потрясения, связанного с утратой отца . Год спустя две больших семьи отправились в Манглис, и здесь А. В. Степанов скоропостижно скончался от воспаления мозга. Гиппиусы вынуждены были остаться в Тифлисе .

В 1888 году Зинаида Гиппиус с матерью вновь отправилась на дачу в Боржом. Здесь она познакомилась с Д. С. Мережковским , незадолго до этого выпустившим в свет свою первую книгу стихов и в те дни путешествовавшим по Кавказу. Ощутив мгновенную духовную и интеллектуальную близость со своим новым знакомым, резко отличавшимся от её окружения, семнадцатилетняя Гиппиус на его предложение о замужестве не задумываясь ответила согласием. 8 января 1889 года в Тифлисе состоялась скромная церемония венчания, за которой последовало короткое свадебное путешествие . Союз с Мережковским, как отмечалось впоследствии, «дал смысл и мощный стимул всей её исподволь совершавшейся внутренней деятельности, вскоре позволив юной красавице вырваться на огромные интеллектуальные просторы» , а в более широком смысле - сыграл важнейшую роль в развитии и становлении литературы «Серебряного века» .

Начало литературной деятельности

Гиппиус и Аким Волынский (Флексер) .

Поначалу Гиппиус и Мережковский заключили негласный уговор: она будет писать исключительно прозу, а он - поэзию. Некоторое время жена по просьбе супруга переводила (в Крыму) байроновского «Манфреда »; попытка оказалась неудачной. Наконец Мережковский объявил о том, что сам собирается нарушить договор: у него возникла идея романа о Юлиане Отступнике . С этого времени они писали и стихи, и прозу каждый, в зависимости от настроения .

В Петербурге Мережковский познакомил Гиппиус с известными литераторами: первый из них, А. Н. Плещеев , «очаровал» двадцатилетнюю девушку тем, что во время одного из ответных визитов принёс из редакторского портфеля «Северного вестника », (где он заведовал отделом поэзии) некоторые стихотворения - на её «суд строгий» :100 . В числе новых знакомых Гиппиус были Я. П. Полонский , А. Н. Майков , Д. В. Григорович , П. И. Вейнберг ; она сблизилась с молодым поэтом Н. М. Минским и редакцией «Северного вестника», одной из центральных фигур в котором был критик А. Л. Волынский . С этим журналом, ориентировавшимся на новое направление «от позитивизма к идеализму», были связаны первые литературные опыты писательницы. В эти дни она активно контактировала с редакторами многих столичных журналов, посещала публичные лекции и литературные вечера , познакомилась с семьёй Давыдовых, игравшей важную роль в литературной жизни столицы (А. А. Давыдова издавала журнал «Мир Божий »), посещала Шекспировский кружок В. Д. Спасовича , участниками которого были известнейшие адвокаты (в частности, князь А. И. Урусов), стала членом-сотрудником Русского Литературного общества .

В 1888 году в «Северном вестнике» вышли (за подписью «З. Г.») два «полудетских», как она вспоминала, стихотворения. Эти и некоторые последующие стихи начинающей поэтессы отражали «общую ситуацию пессимизма и меланхолии 1880-х годов» и во многом были созвучны произведениям популярного тогда Семёна Надсона .

В начале 1890 года Гиппиус под впечатлением разыгравшейся у неё на глазах маленькой любовной драмы, главными героями которой были горничная Мережковских, Паша и «друг семьи» Николай Минский, написала рассказ «Простая жизнь». Неожиданно (потому что к Мережковскому этот журнал тогда не благоволил) рассказ принял «Вестник Европы », опубликовав под заголовком «Злосчастная»: так состоялся дебют Гиппиус в прозе.

Последовали новые публикации, в частности, рассказы «В Москве» и «Два сердца» (1892) , а также романы («Без талисмана», «Победители», «Мелкие волны»), - как в «Северном вестнике», так и в «Вестнике Европы» , «Русской мысли » и других известных изданиях . «Романов этих я не помню, даже заглавий, кроме одного, называвшегося "Мелкие волны". Что это были за "волны" - не имею никакого понятия и за них не отвечаю. Но мы оба радовались необходимому пополнению нашего "бюджета", и необходимая Д‹митрию› С‹ергеевичу› свобода для "Юлиана" этим достигалась» :93 , - позже писала Гиппиус. Многие критики, впрочем, относились к этому периоду творчества писательницы серьёзнее, чем она сама, отмечая «двойственность человека и самого бытия, ангельского и демонического начал, взгляд на жизнь как на отражение недосягаемого духа» в качестве основных тем, а также - влияние Ф. М. Достоевского . Ранние прозаические работы Гиппиус были в штыки встречены либеральной и народнической критикой, которым претила, прежде всего, «противоестественность, невиданность, претенциозность героев» . Позже «Новый энциклопедический словарь» отмечал, что первые произведения Гиппиус были «написаны под явным влиянием идей Рескина , Ницше , Метерлинка и других властителей дум того времени» . Ранняя проза Гиппиус была собрана в двух книгах: «Новые люди» (СПб., 1896) и «Зеркала» (СПб., 1898).

Всё это время Гиппиус преследовали проблемы со здоровьем: она перенесла возвратный тиф , ряд «бесконечных ангин и ларингитов ». Отчасти, чтобы поправить здоровье и не допустить туберкулёзного рецидива, но также и по причинам, связанным с творческими устремлениями, Мережковские в 1891-1892 годах совершили две запоминающиеся поездки по югу Европы. В ходе первой из них они общались с А. П. Чеховым и А. С. Сувориным , которые на некоторое время стали их спутниками, побывали в Париже у Плещеева. Во время второй поездки, остановившись в Ницце , супруги познакомились с Дмитрием Философовым , несколько лет спустя ставшим их постоянным спутником и ближайшим единомышленником :400 . Впоследствии итальянские впечатления заняли важное место в мемуарах Гиппиус, наложившись на светлые и возвышенные настроения её «самых счастливых, молодых лет» . Между тем финансовое положение супружеской четы, жившей почти исключительно на гонорары, оставалось в эти годы тяжёлым. «Теперь мы в ужасном, небывалом положении. Мы живем буквально впроголодь вот уже несколько дней и заложили обручальные кольца», - сообщала она в одном из писем 1894 года (в другом сетуя, что не может пить прописанный врачами кефир из-за отсутствия денег) :115 .

Поэзия Гиппиус

Гораздо более ярким и спорным, чем прозаический, был поэтический дебют Гиппиус: стихотворения, опубликованные в «Северном вестнике», - «Песня» («Мне нужно то, чего нет на свете…») и «Посвящение» (со строками: «Люблю я себя, как Бога») сразу получили скандальную известность . «Стихи её - это воплощение души современного человека, расколотого, часто бессильно рефлективного, но вечно порывающегося, вечно тревожного, ни с чем не мирящегося и ни на чём не успокаивающегося» , - отмечал позже один из критиков. Некоторое время спустя Гиппиус, по её выражению, «отреклась от декадентства» и всецело приняла идеи Мережковского, прежде всего художественные , став одной из центральных фигур нарождавшегося русского символизма , однако сложившиеся стереотипы («декадентская мадонна», «сатанесса», «белая дьяволица» и др.) преследовали её в течение многих лет) .

Если в прозе она сознательно ориентировалась «на общий эстетический вкус», то стихи Гиппиус воспринимала как нечто крайне интимное, созданное «для себя» и творила их, по собственным словам, «словно молитву» . «Естественная и необходимейшая потребность человеческой души всегда - молитва. Бог создал нас с этой потребностью. Каждый человек, осознает он это или нет, стремится к молитве. Поэзия вообще, стихосложение в частности, словесная музыка - это лишь одна из форм, которую принимает в нашей Душе молитва. Поэзия, как определил её Боратынский, - „есть полное ощущение данной минуты“» - писала поэтесса в эссе «Необходимое о стихах».

Одной из самых значимых фигур в русской поэзии для Гиппиус был Александр Блок .

Во многом именно «молитвенность» давала повод критикам для нападок: утверждалось, в частности, что, обращаясь к Всевышнему (под именами Он, Невидимый, Третий), Гиппиус устанавливала с ним «свои, прямые и равные, кощунственные отношения», постулируя «не только любовь к Богу, но и к себе» . Для широкой литературной общественности имя Гиппиус стало символом декаданса - особенно после публикации «Посвящения» (1895), стихотворения, содержавшего вызывающую строку: «Люблю я себя, как Бога» . Отмечалось, что Гиппиус, во многом сама провоцируя общественность, тщательно продумывала своё социальное и литературное поведение, сводившееся к смене нескольких ролей, и умело внедряла искусственно формировавшийся образ в общественное сознание. На протяжении полутора десятилетий перед революцией 1905 года она представала перед публикой - сначала «пропагандисткой сексуального раскрепощения, гордо несущей крест чувственности» (как сказано в её дневнике 1893 года); затем - противницей «учащей Церкви», утверждавшей, что «грех только один - самоумаление» (дневник 1901), поборник революции духа, осуществляемой наперекор «стадной общественности» . «Преступность» и «запретность» в творчестве и образе (согласно популярному штампу) «декадентской мадонны» особенно живо обсуждались современниками: считалось, что в Гиппиус уживались «демоническое, взрывное начало, тяга к богохульству, вызов покою налаженного быта, духовной покорности и смирению» , причём поэтесса, «кокетничая своим демонизмом» и чувствуя себя центром символистского быта, и его, и саму жизнь «воспринимала как необыкновенный эксперимент по преображению реальности» .

«Собрание стихов. 1889-1903», вышедшее в 1904 году, стало крупным событием в жизни русской поэзии. Откликаясь на книгу, И. Анненский писал, что в творчестве Гиппиус сконцентрирована «вся пятнадцатилетняя история <русского> лирического модернизма», отметив как основную тему её стихов «мучительное качание маятника в сердце» . В. Я. Брюсов, другой пылкий поклонник поэтического творчества Гиппиус, особо отмечал «непобедимую правдивость», с какой поэтесса фиксировала различные эмоциональные состояния и жизнь своей «пленённой души» . Впрочем, сама Гиппиус более чем критически оценивала роль своей поэзии в формировании общественного вкуса и влиянии на мировоззрение современников. Уже несколько лет спустя в предисловии к переизданию первого сборника она писала:

Мне жаль создавать нечто бесполезное и никому не нужное сейчас. Собрание, книга стихов в данное время - самая бесполезная, ненужная вещь... Я не хочу этим сказать, что стихи не нужны. Напротив, я утверждаю, что стихи нужны, даже необходимы, естественны и вечны. Было время, когда всем казались нужными целые книги стихов, когда они читались сплошь, всеми понимались и принимались. Время это – прошлое, не наше. Современному читателю не нужен сборник стихов!

Дом Мурузи

В этом доме супруги прожили двадцать три года .

Образ хозяйки салона «поражал, притягивал, отталкивал и вновь притягивал» единомышленников: А. Блока (с которым у Гиппиус сложились особенно сложные, менявшиеся отношения), А. Белого , В. В. Розанова , В. Брюсова. «Высокая, стройная блондинка с длинными золотистыми волосами и изумрудными глазами русалки, в очень шедшем к ней голубом платье, она бросалась в глаза своей наружностью. Эту наружность несколько лет спустя я назвал бы боттичеллиевской . …Весь Петербург её знал, благодаря этой внешности и благодаря частым её выступлениям на литературных вечерах, где она читала свои столь преступные стихи с явной бравадой» , писал о З. Гиппиус один из первых символистских издателей П. П. Перцов .

Общественная деятельность

В 1899-1901 годах Гиппиус сблизилась с кружком С. П. Дягилева , группировавшимся вокруг журнала «Мир искусства» , где она и стала публиковать свои первые литературно-критические статьи. В них, подписанных мужскими псевдонимами (Антон Крайний, Лев Пущин, Товарищ Герман, Роман Аренский, Антон Кирша, Никита Вечер, В. Витовт) , Гиппиус оставалась последовательным проповедником эстетической программы символизма и философских идей, заложенных в её фундамент . После ухода из «Мира искусства» Зинаида Николаевна выступала в качестве критика в журналах «Новый путь» (фактический соредактор), «Весы», «Образование», «Новое слово», «Новая жизнь», «Вершины», «Русская мысль», 1910-1914 гг., (как прозаик она публиковалась в журнале и раньше), а также в ряде газет: «Речь», «Слово», «Утро России» и т. д. Лучшие критические статьи были впоследствии отобраны ею для книги «Литературный дневник», (1908). Гиппиус в целом негативно оценивала состояние русской художественной культуры, связывая его с кризисом религиозных основ жизни и крахом общественных идеалов предыдущего века. Призвание художника Гиппиус видела в «активном и прямом воздействии на жизнь», которой следовало «охристианиться». Свой литературный и духовный идеал критик находила в той литературе и искусстве, которые развились «до молитвы, до понятия Бога ». :163 Считалось, что эти концепции были во многом направлены против писателей, близких к руководимому М. Горьким издательству «Знание», и в целом «против литературы, ориентирующейся на традиции классического реализма» .

К началу XX века у Гиппиус и Мережковского сложились собственные, оригинальные представления о свободе, метафизике любви, а также необычные неорелигиозные воззрения, связанные, прежде всего, с так называемым «Третьим заветом ». Духовно-религиозный максимализм Мережковских, выразившийся в осознании своей «провиденциальной роли не только в судьбе России, но и в судьбе человечества», достиг апогея в начале 1900-х годов. В статье «Хлеб жизни» (1901) Гиппиус писала: «Пусть же будет у нас чувство обязанности по отношению к плоти, к жизни, и предчувствие свободы - к духу, к религии. Когда жизнь и религия действительно сойдутся, станут как бы одно - наше чувство долга неизбежно коснется и религии, слившись с предчувствием Свободы; (…) которую обещал нам Сын Человеческий: "Я пришел сделать вас свободными"» .

Идея обновления во многом себя исчерпавшего (как им казалось) христианства возникла у Мережковских осенью 1899 года. Для осуществления задуманного решено было создать «новую церковь», где рождалось бы «новое религиозное сознание». Воплощением этой идеи явилась организация Религиозно-философских собраний (1901-1903), целью которых было провозглашено создание общественной трибуны для «свободного обсуждения вопросов церкви и культуры… неохристианства, общественного устройства и совершенствования человеческой природы» . Организаторы Собраний трактовали противопоставление духа и плоти так: «Дух - Церковь, плоть - общество; дух - культура, плоть - народ; дух - религия, плоть - земная жизнь…».

«Новая церковь»

Поначалу Гиппиус достаточно скептически относилась к внезапно проявившемуся «клерикализму» мужа; позже она вспоминала, как «вечерние посиделки» 1899 года превращались в «бесплодные споры», не имевшие смысла, ибо большинство «мирискусников» были весьма далеки от религиозных вопросов. «Но Дмитрию Сергеевичу казалось, что почти все его понимают и ему сочувствуют» :169 , - добавляла она. Постепенно, впрочем, жена не только приняла позицию мужа, но и сама принялась генерировать идеи, связанные с религиозным обновлением России. Л. Я. Гуревич свидетельствовала, что Гиппиус «пишет катехизис новой религии и вырабатывает догматы» :126 . В начале 1900-х годов вся литературно-публицистическая и практическая деятельность Гиппиус была устремлена на воплощение идей Третьего Завета и грядущей Богочеловеческой теократии. Соединение христианской и языческой святости для достижения последней вселенской религии являлось заветной мечтой Мережковских, которые в основу своей «новой церкви» положили принцип сочетания - внешнего разделения с существующей церковью и внутреннего союза с нею .

Появление и развитие «нового религиозного сознания» Гиппиус обосновывала необходимостью устранить разрыв (или бездну) между духом и плотью, освятить плоть и тем самым просветлить её, упразднить христианский аскетизм , вынуждающий человека жить в сознании своей греховности, сблизить религию и искусство . Разъединённость, обособленность, «ненужность» для другого - главный «грех» её современника, умирающего в одиночестве и не желающего отойти от него («Критика любви»), - Гиппиус предполагала преодолевать поиском «общего Бога», осознанием и принятием «равноценности, множественности» других я, в их «неслиянности и нераздельности» . Искания Гиппиус не были лишь теоретическими: напротив, это она предложила мужу придать незадолго до этого созданным Религиозно-философским собраниям «общественный» статус. «…Мы в тесном, крошечном уголке, со случайными людьми стараемся слепливать между ними искусственно-умственное соглашение - зачем оно? Не думаешь ли ты, что нам лучше начать какое-нибудь реальное дело в эту сторону, но пошире, и чтоб оно было в условиях жизни, чтоб были… ну, чиновники, деньги, дамы, чтобы оно было явное, и чтобы разные люди сошлись, которые никогда не сходились…», - так пересказывала она впоследствии свой разговор с Мережковским осенью 1901 года, на даче под Лугой. Мережковский «вскочил, ударил рукой по столу и закричал: Верно!» Идея Собраний получила, таким образом, последний, завершающий «штрих» :171 .

Гиппиус с большим воодушевлением описывала впоследствии свои впечатления от Собраний, где встретились люди двух прежде не соприкасавшихся сообществ. «Да, это воистину были два разных мира. Знакомясь ближе с „новыми“ людьми, мы переходили от удивления к удивленью. Даже не о внутренней разности я сейчас говорю, а просто о навыках, обычаях, о самом языке, - все это было другое, точно другая культура… Были между ними люди своеобразно глубокие, даже тонкие. Они прекрасно понимали идею Собраний, значение "встречи"», - писала она. Глубокое впечатление произвела на неё предпринятая в те дни с разрешения Синода поездка с мужем на Светлое озеро , для полемики со староверами-раскольниками: «…То, что пришлось видеть и слышать, так громадно и прекрасно - что у меня осталась одна лишь печаль - о людях, вроде Ник‹олая› Макс‹имовича› (Минского), декадентов… Розанова - „литераторах“, путешествующих за границу и пишущих о неприложимой философии и ничего не знающих о жизни, как дети» :173 .

Гиппиус принадлежала и идея создания журнала «Новый путь » (1903-1904), в котором наряду с разнообразными материалами о возрождении жизни, литературы и искусства через «религиозное творчество» печатались и отчеты Собраний . Журнал просуществовал недолго, причём его закат был обусловлен марксистским «влиянием»: с одной стороны - (временный, как оказалось) переход Н. Минского в ленинский лагерь, с другой - появление в редакции недавнего марксиста С. Н. Булгакова , в руках которого оказалась политическая часть журнала. Мережковский и Розанов быстро охладели к изданию, а после того, как Булгаков отклонил статью Гиппиус о Блоке под предлогом «недостаточной значительности тематики стихов» последнего, стало ясно, что роль «мережковцев» в журнале сошла на нет. В декабре 1905 года вышла последняя книжка «Нового пути»; к этому времени Гиппиус уже печаталась, в основном, в брюсовских «Весах » и «Северных цветах» .

Закрытие «Нового пути» и события 1905 года значительно изменили жизнь Мережковских: от реального «дела» они окончательно ушли в домашний круг «строителей новой церкви» , участником которого был теперь и близкий друг обоих Д. В. Философов ; при участии последнего и было сформировано знаменитое «троебратство», совместное существование которого длилось 15 лет. Нередко «внезапные догадки», исходившие из триумвирата, инициировались именно Гиппиус, служившей, как признавали и остальные члены этого союза, генератором новых идей . Она же и была, в сущности, автором идеи о «тройственном устройстве мира», которую Мережковский развивал в течение десятилетий .

1905-1908

«Маков цвет », совместный труд трёх авторов, «Русская мысль», 1907, октябрь

События 1905 года стали во многом переломными в жизни и творчестве Зинаиды Гиппиус. Если до этого времени текущие социально-политические вопросы находились практически вне сферы её интересов, то расстрел 9 января явился для неё и Мережковского потрясением. После этого актуальная общественная проблематика, «гражданские мотивы» стали в творчестве Гиппиус, прежде всего, прозаическом, доминирующими . На несколько лет супруги сделались непримиримыми противниками самодержавия, борцами с консервативным государственным устройством России. «Да, самодержавие - от Антихриста» , - писала в те дни Гиппиус.

В феврале 1906 года Мережковские покинули Россию и направились в Париж, где в добровольном «изгнании» провели более двух лет. Здесь они выпустили сборник антимонархических статей на французском языке, сблизились со многими революционерами (прежде всего, эсерами), в частности с И. И. Фондаминским и Б. В. Савинковым . Позже Гиппиус писала :

Говорить об этом нашем, почти трёхлетнем, житье в Париже... хронологически, - невозможно. Главное, потому, что, благодаря разнообразию наших интересов, нельзя определить, в каком, собственно, обществе мы находились. В один и тот же период мы сталкивались с людьми разных кругов... У нас было три главных интереса: во-первых, католичество и модернизм, во-вторых, европейская политическая жизнь, французы у себя дома. И наконец - серьезная русская политическая эмиграция, революционная и партийная.

В Париже поэтесса начала организовывать «субботы», которые стали посещать старые друзья-писатели (Н. Минский, ушедший из ленинской редакции, К. Д. Бальмонт и др.). В эти парижские годы супруги много работали: Мережковский - над исторической прозой, Гиппиус - над публицистическими статьями и стихами. Увлечение политикой не сказалось на мистических исканиях последней: лозунг создания «религиозной общественности» оставался в силе, предполагая соединение всех радикальных движений для решения задачи обновления России . Супруги не прерывали связей с русскими газетами и журналами, продолжая публиковать в России статьи и книги . Так в 1906 году вышел сборник рассказов Гиппиус «Алый меч», а в 1908 году (также в Петербурге) - написанная во Франции всеми участниками «троеобратства» драма «Маков цвет», героями которой стали участники нового революционного движения .

1908-1916

Сборники «Сирин» собрали под своей обложкой цвет русского символизма .

В 1908 году супруги вернулись в Россию, и в холодном Петербурге у Гиппиус после трёх лет отсутствия здесь вновь проявились старые болезни. В течение последующих шести лет она и Мережковский неоднократно выезжали за границу лечиться. В последние дни одного такого визита, в 1911 году, Гиппиус купила дешёвую квартиру в Пасси (Rue Colonel Bonnet, 11-bis); это приобретение имело впоследствии для обоих решающее, спасительное значение. С осени 1908 года Мережковские приняли активное участие в возобновлённых в Петербурге Религиозно-философских собраниях, преобразованных в Религиозно-философское общество, однако представителей церкви здесь теперь практически не было, и интеллигенция сама с собой решала многочисленные споры .

В 1910 году вышло «Собрание стихов. Кн. 2. 1903-1909», второй том сборника Зинаиды Гиппиус, во многом созвучный первому. Его основной темой стал «душевный разлад человека, во всём ищущего высшего смысла, божественного оправдания низкого земного существования, но так и не нашедшего достаточных резонов смириться и принять - ни "тяжесть счастья", ни отречение от него» . К этому времени многие стихи и некоторые рассказы Гиппиус были переведены на немецкий и французский языки. За рубежом и в России вышли написанные по-французски (в сотрудничестве с Д. Мережковским и Д. Философовым) книга «Le Tsar et la Révolution» (1909) и статья о русской поэзии в «Mercure de France» . К началу 1910-х годов относится последний прозаический сборник Гиппиус «Лунные муравьи» (1912), вобравший в себя рассказы, которые сама она считала в своём творчестве лучшими , а также два романа неоконченной трилогии: «Чёртова кукла» (первая часть) и «Роман-царевич» (третья часть), встретившие неприятие левой прессы (которая усмотрела в них «клевету» на революцию) и в целом прохладный приём критики, нашедшей их откровенно тенденциозными, «проблемными» .

Гиппиус и революция

Зинаида Гиппиус в домашней обстановке с Д.Философовым и Д.Мережковским. 1914 год.

Конец 1916 года супруги провели в Кисловодске , а в январе 1917 года вернулись в Петроград. Их новая квартира на Сергиевской стала настоящим политическим центром, иногда напоминавшим «филиал» Государственной думы. Мережковские приветствовали Февральскую революцию 1917 года , полагая, что она покончит с войной и реализует идеи свободы, провозглашённые ими в работах, посвящённых Третьему завету, восприняли Временное правительство как «близкое» и установили дружеские отношения с А. Ф. Керенским :414 . Однако вскоре их настроение переменилось. Гиппиус писала:

Психология Керенского и всех прочих была грубее, почти на грани физиологии. Грубее и проще. Как для мышей все делится на них, мышей и на кошек, так для этих «революционеров» одно деление: на них, левых и – на правых. Все Керенские знали (и это уж в кровь вошло), что они «левые», а враг один – «правые». Революция произошла, хотя они ее и не делали, «левые» восторжествовали. Но как мыши в подвале, где кошки уже нет, продолжают ее бояться, продолжали именно «правых» - только их, - бояться левые. Только одну эту опасность они и видели. Между тем, ее-то как раз и не было в 1917–ом году. Не было фактически! Большевиков они не боялись, - ведь это были тоже – «левые». Не верили, что «марксисты» устоят у власти, и в чем то старались им подражать, не замечая большевики давно у них уже взяли их лозунги для победы и гораздо умнее с ними обращались. И «земля народу», и Учредительное собрание, и всеобщий мир, и республика и всякие свободы...

Зимой 1919 года Мережковские и Философов начали обсуждать варианты бегства. Получив мандат на чтение лекций красноармейцам по истории и мифологии Древнего Египта :296 , Мережковский получил разрешение на выезд из города, и 24 декабря четверо (включая В. Злобина, секретаря Гиппиус) со скудным багажом, рукописями и записными книжками- отправились в Гомель (писатель при этом не выпускал из рук книгу с надписью: «Материалы для лекций в красноармейских частях») . Путь был нелёгким: четверым пришлось перенести четырёхсуточный путь в вагоне, «полном красноармейцами, мешочниками и всяким сбродом», ночную высадку в Жлобине в 27-градусный мороз . После недолгого пребывания в Польше в 1920 году, разочаровавшись как в политике Ю. Пилсудского по отношению к большевикам, так и в роли Б. Савинкова, приехавшего в Варшаву , чтобы обсудить с Мережковскими новую линию в борьбе с коммунистической Россией, 20 октября 1920 года Мережковские, расставшись с Философовым, навсегда уехали во Францию .

1920-1945

В Париже, поселившись с мужем в скромной, но собственной квартире, Гиппиус принялась обустраивать новый, эмигрантский быт, а вскоре и приступила к активной работе. Она продолжила работу над дневниками и завязала переписку с читателями и издателями Мережковского. Сохранив воинствующе резкое неприятие большевизма, супруги остро переживали свою отчуждённость от родины. Нина Берберова приводила в своих воспоминаниях такой их диалог: «Зина, что тебе дороже: Россия без свободы или свобода без России?» - Она думала минуту. - «Свобода без России… И потому я здесь, а не там». - «Я тоже здесь, а не там, потому что Россия без свободы для меня невозможна. Но…» - И он задумывался, ни на кого не глядя. «…На что мне, собственно, нужна свобода, если нет России? Что мне без России делать с этой свободой?» В целом Гиппиус с пессимизмом воспринимала «миссию», которой полностью отдавался её муж. «Наша правда так невероятна, наше рабство так неслыханно, что людям свободным слишком трудно понять нас» , - писала она.

По инициативе Гиппиус в Париже было создано общество «Зелёная лампа » (1925-1939), призванное объединить те разнообразные литературные круги эмиграции, которые принимали взгляд на призвание русской культуры за пределами советской России, вдохновительницей этих воскресных собраний сформулированный в самом начале деятельности кружка: необходимо учиться истинной свободе мнений и слова, а это невозможно, если не отказаться от «заветов» старой либерально-гуманистической традиции. Отмечалось, однако, что и «Зеленая лампа» страдала идеологической нетерпимостью, что порождало в обществе многочисленные конфликты .

В сентябре 1928 года Мережковские приняли участие в Первом съезде русских писателей-эмигрантов, организованном в Белграде королем Югославии Александром I Карагеоргиевичем , выступили с публичными лекциями, организованными Югославской академией. В 1932 году в Италии с успехом прошла серия лекций Мережковского о Леонардо да Винчи . Супруги приобрели здесь популярность: в сравнении с этим тёплым приёмом атмосфера во Франции, где после убийства президента П. Думера усилились антирусские настроения, показалась им невыносимой. По приглашению Б. Муссолини Мережковские переехали в Италию, где провели три года, лишь временами возвращаясь в Париж :424 . В целом для поэтессы это был период глубокого пессимизма: как писал В. С. Фёдоров, «неискоренимый идеализм Гиппиус, метафизический масштаб её личности, духовно-интеллектуальный максимализм не вмещались в прагматически-обездушенный период европейской истории накануне Второй мировой войны » .

Вскоре после нападения Германии на СССР Мережковский выступил по германскому радио, в котором призвал к борьбе с большевизмом (обстоятельства этого события вызвали позже споры и разночтения). З. Гиппиус, «узнав об этом радиовыступлении, была не только расстроена, но даже напугана» , - первой её реакцией стали слова: «это конец». Она не ошиблась: «сотрудничества» с Гитлером , заключавшегося лишь в одной этой радиоречи Мережковскому не простили. Последние годы супруги вели трудную и бедную жизнь. Парижская квартира Мережковских была описана за неплатёж, им приходилось экономить на малом. Смерть Дмитрия Сергеевича явилась для Зинаиды Николаевны сильнейшим ударом. На эту утрату наложились и две других: за год до этого стало известно о кончине Философова; в 1942 году умерла её сестра Анна .

Могила супругов на парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа .

Вдова писателя, подвергшаяся в эмигрантской среде остракизму, посвятила свои последние годы работе над биографией покойного мужа; эта книга осталась неоконченной и была издана в 1951 году. Тэффи вспоминала:

Последние месяцы своей жизни З. Н. много работала, и все по ночам. Она писала о Мережковском. Своим чудесным бисерным почерком исписывала целые тетради, готовила большую книгу. К этой работе она относилась как к долгу перед памятью «Великого Человека», бывшего спутником её жизни. Человека этого она ценила необычайно высоко, что было даже странно в писательнице такого острого, холодного ума и такого иронического отношения к людям. Должно быть, она действительно очень любила его. Конечно, эта ночная работа утомляла её. Когда она чувствовала себя плохо, она никого к себе не допускала, никого не хотела…

В последние годы вернулась к поэзии: взялась за работу над (напоминавшей «Божественную комедию ») поэмой «Последний круг» (опубликованной в 1972 году), оставшейся, как и книга «Дмитрий Мережковский», незавершённой. Последней записью в дневнике Гиппиус, сделанной перед самой смертью, была фраза: «Я сто́ю мало. Как Бог мудр и справедлив». Зинаида Николаевна Гиппиус скончалась в Париже 9 сентября 1945 года. Остававшийся до последнего рядом секретарь В. Злобин свидетельствовал, что в мгновение перед кончиной две слезы стекли по её щекам и на её лице появилось «выражение глубокого счастья» . Зинаида Гиппиус была похоронена под одним надгробием с Мережковским на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа .

Анализ творчества

Начало литературной деятельности Зинаиды Гиппиус (1889-1892 годы) принято считать этапом «романтически-подражательным»: в её ранних стихотворениях и рассказах критики того времени усматривали влияния Надсона, Рескина, Ницше . После появления программной работы Д. С. Мережковского «О причине упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1892), творчество Гиппиус приобрело отчетливо «символистский» характер ; более того, впоследствии её стали причислять к числу идеологов нового модернистского движения в русской литературе. В эти годы центральной темой её творчества становится проповедь новых этических ценностей. Как писала она в «Автобиографии», «меня занимало, собственно, не декадентство, а проблема индивидуализма и все относящиеся к ней вопросы». Сборник рассказов 1896 года она полемически озаглавила «Новые люди», подразумевая тем самым изображение характерных идейных устремлений формирующегося литературного поколения, заново переосмысливающего ценности «новых людей» Чернышевского. Её герои кажутся непривычными, одинокими, болезненными, подчёркнуто непонятыми. Они декларируют новые ценности: «Я бы не хотела доживать совсем»; «А болезнь - это хорошо… Надо ведь умирать от чего-нибудь», рассказ «Мисс Май», 1895. В рассказе «Среди мёртвых» показана необыкновенная любовь героини к умершему художнику, чью могилу она окружила заботой и на которой, в конце концов, замерзает, соединившись, таким образом, в своём неземном чувстве со своим возлюбленным :121-122 .

Впрочем, обнаруживая среди героев первых прозаических сборников Гиппиус людей «символистского типа», занимавшихся поиском «новой красоты» и путей духовного преображения человека, критики замечали и отчётливые следы влияния Достоевского (не утраченные с годами: в частности, «Роман-царевич» 1912 года сравнивался с «Бесами ») . В рассказе «Зеркала» (одноимённый сборник 1898 г.) герои имеют своих прототипов среди персонажей произведений Достоевского. Главная героиня повествует, как она «всё хотела сделать что-нибудь великое, но такое… беспримерное. А потом вижу, что не могу - и думаю: дай что-нибудь дурное сделаю, но очень, очень дурное, до дна дурное…», «Знайте, что обижать ничуть не плохо». Но её герои унаследовали проблематику не только Достоевского, но и Мережковского. («Мы для новой красоты//Нарушаем все законы,//Преступаем все черты…»). В новелле «Златоцвет» (1896) рассматривается убийство по «идейным» мотивам во имя полного освобождения героя: «Она должна умереть… С ней умрёт всё - и он, Звягин, будет свободен от любви, и от ненависти, и от всех мыслей о ней». Размышления об убийстве перемежаются спорами о красоте, свободе личности, об Оскаре Уайльде и т. д. Гиппиус не копировала слепо, а заново переосмысливала русскую классику, помещая своих героев в атмосферу произведений Достоевского. Этот процесс имел большое значение для истории русского символизма в целом :122-123 .

З. Гиппиус на рисунке И. Репина, 1894 год.
«Новый энциклопедический словарь» отмечал, что, как поэт, Гиппиус… «занимает в русской литературе совершенно самостоятельное место»; её сравнительно немногочисленные произведения «почти все… глубоко содержательны, а по форме безукоризненны и интересны»:
…Техника стиха доведена у Гиппиус до виртуозности. Ей одинаково удаются как смелые новшества в стихосложении, так и привычные размеры, которым она умеет придать неожиданную новизну и своеобразное очарование. Всего ближе поэзия Гиппиус подходит к поэзии Баратынского ; муза Гиппиус также поражает читателя «лица необщим выраженьем» …

Основными мотивами ранней поэзии Гиппиус критики начала XX века считали «проклятия скучной реальности», «прославление мира фантазии», поиск «новой нездешней красоты». Характерный для символистской литературы конфликт между болезненным ощущением внутричеловеческой разобщенности и, одновременно, стремлением к одиночеству присутствовал и в раннем творчестве Гиппиус, отмеченном характерным этическим и эстетическим максимализмом. Подлинная поэзия, считала Гиппиус, сводится к «тройной бездонности» мира, трем темам - «о человеке, любви и смерти». Поэтесса мечтала о «примирении любви и вечности», но объединяющую роль отводила смерти, которая только и может спасти любовь от всего преходящего. Подобного рода раздумья на «вечные темы», определившие тональность многих стихов Гиппиус 1900 годов , господствовали и в двух первых книгах рассказов Гиппиус, основными темами которых были - «утверждение истинности лишь интуитивного начала жизни, красоты во всех её проявлениях и противоречиях и лжи во имя некоей высокой истины» .

«Третья книга рассказов» (1902) Гиппиус вызвала существенный резонанс; критика в связи с этим сборником заговорила о «болезненной странности» автора, «мистическом тумане», «головном мистицизме», концепции метафизики любви «на фоне духовных сумерек людей… ещё не способных её осознать» . Формула «любви и страдания» по Гиппиус (согласно «Энциклопедии Кирилла и Мефодия») соотносится со «Смыслом любви» В. С. Соловьева и несёт в себе основную идею: любить не для себя, не для счастья и «присвоения», а для обретения в «Я» бесконечности. Императивы: «выразить и отдать всю душу», идти до конца в любом опыте, в том числе в экспериментировании с собой и людьми, - считались основными её жизненными установками .

Заметным событием в литературной жизни России начала XX века стал выход первого сборника стихотворений З. Гиппиус в 1904 году. Критика отметила здесь «мотивы трагической замкнутости, отрешённости от мира, волевого самоутверждения личности». Единомышленники отмечали и особую манеру «поэтического письма, недоговоренности, иносказания, намека, умолчания», манеру играть «певучие аккорды отвлеченности на немом пианино», - как назвал это И. Анненский. Последний считал, что «ни один мужчина никогда не посмел бы одеть абстракции таким очарованием» , и что в этой книге наилучшим образом воплотилась «вся пятнадцатилетняя история… лирического модернизма» в России . Существенное место в поэзии Гиппиус заняла тема «усилий по сотворению и сохранению души», со всеми неотделимыми от них «дьявольскими» искусами и соблазнами; многими была отмечена откровенность, с которой поэтесса рассказывала о своих внутренних конфликтах. Выдающимся мастером стиха считали её В. Я. Брюсов и И. Ф. Анненский, восхищавшиеся виртуозностью формы, ритмическим богатством и «певучей отвлечённостью» лирики Гиппиус конца 1890-х - 1900-х годов .

Некоторые исследователи считали, что творчество Гиппиус отличает «характерная неженственность»; в её стихах «всё крупно, сильно, без частностей и мелочей. Живая, острая мысль, переплетенная со сложными эмоциями, вырывается из стихов в поисках духовной целостности и обретения гармонического идеала» . Другие предостерегали от однозначных оценок: «Когда задумываешься, где у Гиппиус сокровенное, где необходимый стержень, вкруг которого обрастает творчество, где - "лицо", то чувствуешь: у этого поэта, может быть, как ни у кого другого, нет единого лица, а есть - множество…» , - писал Р. Гуль . И. А. Бунин , подразумевая стилистику Гиппиус, не признающую открытой эмоциональности и часто построенную на использовании оксюморонов , называл её поэзию «электрическими стихами», В. Ф. Ходасевич , рецензируя «Сияния», писал о «своеобразном внутреннем борении поэтической души с непоэтическим умом» .

Сборник рассказов Гиппиус «Алый меч» (1906) высветил «метафизику автора уже в свете неохристианской тематики»; при этом богочеловеческое в состоявшейся человеческой личности здесь утверждалось как данность, грех само- и богоотступничества считался единым . Сборник «Чёрное по белому» (1908), вобравший в себя прозаические произведения 1903-1906 годов, был выдержан в «касательной, туманно-импрессионистической манере» и исследовал темы достоинства личности («На веревках»), любви и пола («Влюбленные», «Вечная „женскость“», «Двое-один»); в рассказе «Иван Иванович и черт» вновь были отмечены влияния Достоевского .

В 1900-х годах Гиппиус заявила о себе и как драматург: пьеса «Святая кровь» (1900) вошла в третью книгу рассказов. Созданная в соавторстве с Д. Мережковским и Д. Философовым пьеса «Маков цвет» вышла в 1908 году и явилась откликом на революционные события 1905-1907 годов . Самым удачным драматическим произведением Гиппиус считается «Зелёное кольцо» (1916); пьеса, посвящённая людям «завтрашнего дня», была поставлена Вс. Э. Мейерхольдом в Александринском театре .

Важное место в творчестве З. Гиппиус занимали критические статьи, публиковавшиеся сначала в «Новом пути», затем в «Весах» и «Русской мысли» (в основном, под псевдонимом Антон Крайний). Впрочем, её суждения отличались (согласно «Новому энциклопедическому словарю») как «большою вдумчивостью», так и «крайнею резкостью и порою недостатком беспристрастия» . Разойдясь с авторами журнала «Мир искусства» С. П. Дягилевым и А. Н. Бенуа на религиозной почве, Гиппиус писала: "…жить среди их красоты страшно. В ней «нет места для… Бога», веры, смерти; это искусство «для „здесь“», искусство позитивистское". А. П. Чехов в оценке критика - писатель «охлаждения сердца ко всему живому», и те, кого Чехов сможет увлечь, «пойдут давиться, стреляться и топиться». По её мнению («Mercure de France»), Максим Горький «посредственный социалист и отживший художник». Константина Бальмонта, публиковавшего свои стихи в демократическом «Журнале для всех», критик порицала следующим образом: «В этом литературном „омнибусе“ … даже г. Бальмонт, после некоторого стихотворного колебания, решает быть „как все“» («Новый путь», 1903, № 2), что не помешало ей также помещать свои стихи в этом журнале. В рецензии на сборник А. Блока «Стихи о Прекрасной Даме» с эпиграфом «Без Божества, без вдохновенья» Гиппиус понравились лишь некоторые подражания Владимиру Соловьёву . В целом же сборник был оценен как туманный и безверный «мистико-эстетический романтизм». По мнению критика, там, где «без Дамы», стихи Блока «нехудожественны, неудачны», в них сквозит «русалочий холод» и т. д. :330 :140, 216 :90

В 1910 году вышел второй сборник стихов Гиппиус «Собрание стихов. Кн.2. 1903-1909», во многом созвучный первому; его основной темой стал «душевный разлад человека, во всём ищущего высшего смысла, божественного оправдания низкого земного существования…» . Два романа неоконченной трилогии, «Чёртова кукла» («Русская мысль», 1911, № 1-3) и «Роман-царевич» («Русская мысль», 1912, № 9-12), призваны были «обнажить вечные, глубокие корни реакции в общественной жизни», собрать «черты душевной мертвенности в одном человеке», но встретили неприятие критики, отметившей тенденциозность и «слабое художественное воплощение» . В частности, в первом романе были даны шаржированные портреты А. Блока и Вяч. Иванова , а главному герою противостояли «просветлённые лики» участников триумвирата Мережковских и Философова. Другой роман был целиком посвящён вопросам богоискательства и был, по оценке Р. В. Иванова-Разумника, «нудным и тягучим продолжением никому не нужной „Чёртовой куклы“». :42 После их публикации «Новый энциклопедический словарь» писал:

Гиппиус оригинальнее как автор стихов, чем как автор рассказов и повестей. Всегда внимательно обдуманные, часто ставящие интересные вопросы, не лишенные меткой наблюдательности, рассказы и повести Гиппиус в то же время несколько надуманы, чужды свежести вдохновения, не показывают настоящего знания жизни. Герои Гиппиус говорят интересные слова, попадают в сложные коллизии, но не живут перед читателем; большинство их - только олицетворение отвлечённых идей, а некоторые - не более, как искусно сработанные марионетки, приводимые в движение рукою автора, а не силой своих внутренних психологических переживаний.

- «Новый энциклопедический словарь» о З. Н. Гиппиус

Ненависть к Октябрьской революции заставила Гиппиус порвать с теми из бывших друзей, кто принял её, - с Блоком, Брюсовым, Белым. История этого разрыва и реконструкция идейных коллизий, которые привели к октябрьским событиям, сделавшими неизбежной конфронтацию былых союзников по литературе, составила суть мемуарного цикла Гиппиус «Живые лица» (1925). Революция (наперекор Блоку, увидевшему в ней взрыв стихий и очистительный ураган) была описана ею как «тягучее удушье» однообразных дней, «скука потрясающая» и вместе с тем, «чудовищность», вызывавшая одно желание: «ослепнуть и оглохнуть». В корне происходившего Гиппиус усматривала некое «Громадное Безумие» и считала крайне важным сохранить позицию «здравого ума и твердой памяти» .

Сборник «Последние стихи. 1914-1918» (1918) подвёл черту под активным поэтическим творчеством Гиппиус , хотя за границей вышли ещё два её поэтических сборника: «Стихи. Дневник 1911-1921» (Берлин, 1922) и «Сияния» (Париж, 1939) . В произведениях 1920-х годов преобладала эсхатологическая нота («Россия погибла безвозвратно, наступает царство Антихриста, на развалинах рухнувшей культуры бушует озверение», - согласно энциклопедии «Кругосвет»). В качестве авторской хроники «телесного и духовного умирания старого мира» Гиппиус оставила дневники, воспринимавшиеся ею как уникальный литературный жанр, позволяющий запечатлеть «само течение жизни», зафиксировать «исчезнувшие из памяти мелочи», по которым потомки смогли бы восстановить достоверную картину трагического события .

Художественное творчество Гиппиус в годы эмиграции (согласно энциклопедии «Кругосвет») «начинает затухать, она все больше проникается убеждением, что поэт не в состоянии работать вдали от России»: в её душе воцаряется «тяжелый холод», она мертва, как «убитый ястреб». Эта метафора становится ключевой в последнем сборнике Гиппиус «Сияния» (1938), где преобладают мотивы одиночества и все увидено взглядом «идущего мимо» (заглавие важных для поздней Гиппиус стихов, напечатанных в 1924). Попытки примирения с миром перед лицом близкого прощания с ним сменяются декларациями непримиренности с насилием и злом .

Согласно «Литературной энциклопедии» (1929-1939), зарубежное творчество Гиппиус «лишено всякой художественной и общественной ценности, если не считать того, что оно ярко характеризует ‘звериный лик’ эмигрантщины» . Иную оценку творчеству поэтессы даёт В. С. Фёдоров:

Творчество Гиппиус при всём своём внутреннем драматизме и антиномичной полярности, при напряжённо-страстном стремлении к недостижимому всегда являло собой не только «изменение без измены», но и несло в себе освобождающий свет надежды, огненную, неистребимую веру-любовь в запредельную правду конечной гармонии человеческой жизни и бытия. Уже живя в эмиграции, о своей «зазвёздной стране» надежды с афористическим блеском поэтесса писала: Увы, разделены они / Безвременность и Человечность./ Но будет день: совьются дни / в одну трепещущую вечность.

В. С. Фёдоров. З. Н. Гиппиус. Русская литература XX века: писатели, поэты, драматурги

Семья

Николай Романович Гиппиус и Анастасия Васильевна Степанова, дочь екатеринбургского оберполицмейстера, поженились в 1869 году .

Личная жизнь

Летом 1888 года семнадцатилетняя Зинаида Гиппиус познакомилась в Боржоми с двадцатитрёхлетним поэтом Д. С. Мережковским, только что выпустившим в свет свою первую книгу стихов и путешествовавшим по Кавказу. За несколько дней до встречи один из поклонников Гиппиус продемонстрировал Мережковскому фотопортрет девушки. «Какая рожа!» - будто воскликнул Мережковский (если верить воспоминаниям В. Злобина) :68 . При этом и Гиппиус имя Мережковского было уже знакомо. «…Мне помнится петербургский журнал, старый, прошлогодний… Там, среди дифирамбов Надсону, упоминалось о другом поэте и друге Надсона - Мережковском. Приводилось даже какое-то его стихотворение, которое мне не понравилось. Но неизвестно почему - имя запомнилось», - писала Гиппиус, имея в виду стихотворение «Будда» («Бодисатва») в первом номере «Вестника Европы» за 1887 год :71
Гиппиус - о первой встрече.

Новый знакомый, как вспоминала впоследствии Гиппиус, отличался от остальных её почитателей серьёзностью и молчаливостью . Все биографические источники отмечают немедленно возникшее между ними взаимное ощущение идеальной «интеллектуальной совместимости». В своей новой знакомой Мережковский тут же обрёл единомышленника, «понимающего с полуслова то, в чём даже он и сам не был до конца уверен», для Гиппиус (согласно Ю. Зобнину) явление Мережковского имело «онегинский » характер; до того все её «романы» кончались горестной записью в дневнике: «Я в него влюблена, но ведь я же вижу, что он дурак» :74 . Перед ним, вспоминала Гиппиус, «все мои гимназисты… совсем поглупели» .

Широко известно утверждение Гиппиус о том, что супруги прожили вместе 52 года, «… не разлучаясь ни на один день» . Однако, тот факт, что они были «созданы друг для друга», не следует понимать (как уточнял В. Злобин) «в романтическом смысле». Современники утверждали, что их семейный союз был в первую очередь союзом духовным и никогда не был по-настоящему супружеским. При том, что «телесную сторону брака отрицали оба», у обоих (как отмечает В. Вульф) «случались увлечения, влюбленности (в том числе и однополые)». Принято считать, что Гиппиус «нравилось очаровывать мужчин и нравилось быть очарованной»; более того, ходили слухи, что Гиппиус специально «влюбляла в себя женатых мужчин» для того, чтобы получить от них в доказательство страсти обручальные кольца, из которых потом делала ожерелье. В действительности, однако, как отмечал Ю. Зобнин, «дело… всегда ограничивалось изящным и очень литературным флиртом, обильными эпистолярными циклами и фирменными шуточками Зинаиды Николаевны» :139 , за склонностью к романтическим увлечениям которой скрывалась прежде всего разочарованность семейной будничностью: после салонных успехов ей «…стало казаться оскорбительным ровное, лишенное романтических аффектов чувство Мережковского» :74 .

Известно, что в 1890-х годах у Гиппиус был и «одновременный роман» - с Н. Минским и драматургом и прозаиком Ф. Червинским, университетским знакомым Мережковского. Минский страстно любил Гиппиус, она, как сама признавалась, - была влюблена «в себя через него» . В письме 1894 года она признавалась Минскому:

Я загораюсь, я умираю от счастья при одной мысли о возможности… любви, полной отречения, жертв, боли, чистоты и беспредельной преданности… О, как я любила бы героя, того, кто понял бы меня до дна и поверил бы в меня, как верят в пророков и святых, кто сам захотел бы этого, всего того, что я хочу… Вы знаете, что в моей жизни есть серьезные, крепкие привязанности, дорогие мне, как здоровье. Я люблю Д. С. - вы лучше других знаете как, - без него я не могла бы жить двух дней, он необходим мне, как воздух… Но это - не все. Есть огонь, доступный мне и необходимый для моего сердца, пламенная вера в другую человеческую душу, близкую мне, - потому что она близка чистой красоте, чистой любви, чистой жизни - всему, чему я навеки отдала себя. :85

Роман Гиппиус с критиком Акимом Волынским (Флексером) приобрел скандальный оттенок после того, как тот стал устраивать возлюбленной сцены ревности, а получив от неё «отставку», начал мстить Мережковскому, используя «служебное положение» в «Северном вестнике». Скандал стал обсуждаться в литературных кругах Петербурга, последовал ряд отвратительных инцидентов (при участии, например, Минского, начавшего распространять о своей недавней возлюбленной сплетни, и его протеже поэта И. Коневского-Ореуса, принявшегося писать на поэтессу поэтические пасквили). Всё это произвело на Гиппиус тягостное впечатление и послужило причиной ухудшения её здоровья. «Легче скорей умереть, чем тут задыхаться от зловония, от того, что идет от людей, окружает меня. <…> Я совершенно твёрдо решила отныне и до века не впустить в свою жизнь не только что-нибудь похожее на любовь, но даже флирта самого обычного» :144 , - писала она в 1897 году. Тогда же, в письме З. А. Венгеровой Гиппиус жаловалась: «Подумайте только: и Флексер, и Минский, как бы и другие, не считают меня за человека, а только за женщину, доводят до разрыва потому, что я не хочу смотреть на них, как на мужчин, - и не нуждаются, конечно, во мне с умственной стороны столько, сколько я в них… Прихожу к печальному заключению, что я больше женщина, чем я думала, и больше дура, чем думают другие» :86 . А. Л. Волынский, между тем, сохранил о тех годах самые светлые воспоминания. По прошествии многих лет он писал: «Знакомство моё с Гиппиус… заняло несколько лет, наполнив их большой поэзией и великой для меня отрадой… Вообще Гиппиус была поэтессой не только по профессии. Она сама была поэтична насквозь» :140 .Дм. Философов гомосексуальности последнего, что тот «отверг её притязания» . В переписке, однако, раскрывается более сложная картина их взаимоотношений. Как отмечал Ю. Зобнин, «…Философов тяготился возникшей ситуацией. Его мучила совесть, он чувствовал крайнюю неловкость перед Мережковским, к которому испытывал самое дружеское расположение и считал своим наставником» :84 . В одном из характерно откровенных посланий он писал:

Зина, пойми, прав я или не прав, сознателен или несознателен, и т. д. и т. д., следующий факт, именно факт остаётся, с которым я не могу справиться: мне физически отвратительны воспоминания о наших сближениях. И тут вовсе не аскетизм, или грех, или вечный позор пола. Тут вне всего этого, нечто абсолютно иррациональное, нечто специфическое. ‹…› При страшном устремлении к тебе всем духом, всем существом своим, у меня выросла какая-то ненависть к твоей плоти, коренящаяся в чем-то физиологическом. Это доходит до болезненности.

«Я омрачила тебя, себя омрачила, отраженно - Дмитрия, но не прошу у вас прощенья, а только нужно, чтобы я же этот мрак сняла, если то мне позволят силы и правда», - отвечала ему Гиппиус. Предложив увидеть в случившемся «падении» «обязательное искушение», «провиденциальное испытание», посланное всем троим для того, чтобы они организовали свои отношения на «высших, духовных и нравственных основаниях», именно Гиппиус (как пишет биограф Д. Мережковского) сумела придать «бытовой семейной истории высокий смысл» религиозного перехода к новому «…состоянию жизни, завершающему человеческую историю», связанному с преображением плоти и переходом от «любви» к «сверхлюбви», наполнив феномен «троебратства» религиозным смыслом :200 .

Многочисленные увлечения Гиппиус, даже при том, что в большинстве своём они носили платонический характер, привели к тому, что между супругами, сохранявшими и укреплявшими с годами духовную и интеллектуальную близость, возникло физическое отчуждение и (со стороны Мережковского) даже холодность. Гиппиус писала Д. Философову в 1905 году:

Знаешь ли ты, или сможешь ли себе ясно представить, что такое холодный человек, холодный дух, холодная душа, холодное тело – всё холодное, всё существо сразу? Это не смерть, потому что рядом, в человеке же живет ощущение этого холода, его "ожог" – иначе сказать не могу. <...> Дмитрий таков есть, что не видит чужой души, он ею не интересуется… Он и своей душой не интересуется. Он – "один" без страдания, естественно, природно один, он и не понимает, что тут мука может быть… :86

При этом то, что Ю. Зобнин называет «вечной враждой» супругов, по его же словам «нисколько не отменяла взаимную любовь несомненную, а у Гиппиус - доходящую до исступления». Мережковский (в письме В. В. Розанову 14 октября 1899 года) признавался: «Зинаида Николаевна… не другой человек, а я в другом теле». «Мы - одно существо», - постоянно объясняла знакомым и Гиппиус. В. А. Злобин обрисовывал ситуацию следующей метафорой: «Если представить себе Мережковского как некое высокое древо с уходящими за облака ветвями, то корни этого древа - она. И чем глубже в землю врастают корни, тем выше в небо простираются ветви. И вот некоторые из них уже как бы касаются рая. Но что она в аду - не подозревает никто» :88 .

Сочинения

Поэзия

• «Собрание стихотворений». Книга первая. 1889-1903. Книгоиздательство «Скорпион», М., 1904.
• «Собрание стихотворений». Книга вторая. 1903-1909. Книгоиздательство «Мусагет», М., 1910.
• «Последние стихи» (1914-1918), издание «Наука и школа», Петербург, 66 сс., 1918.
• «Стихи. Дневник 1911-1921». Берлин. 1922.
• «Сияния», серия «Русские поэты», выпуск второй, 200 экз. Париж, 1938.

Проза

• «Новые люди». Первая книга рассказов. СПб, 1-е издание 1896; второе издание 1907.
• «Зеркала». Вторая книга рассказов. СПб, 1898.
• «Третья книга рассказов», СПб, 1901.
• «Алый меч». Четвёртая книга рассказов. СПб, 1907.
• «Чёрное по белому». Пятая книга рассказов. СПб, 1908.
• «Лунные муравьи». Шестая книга рассказов. Издательство «Альциона». М., 1912.
• «Чёртова кукла». Роман. Изд. «Московское книгоиздательство». М. 1911.
• «Роман-царевич». Роман. Изд. «Московское книгоиздательство». М. 1913.

Драматургия

• «Зелёное кольцо». Пьеса. Изд. «Огни», Петроград, 1916.

Критика и публицистика

• «Литературный дневник». Критические статьи. СПб, 1908.
• «Царство Антихрста». Мережковский Д. Напечатаны дневники З. Гиппиус(1919-1920). 1921.
• «Синяя Книга. Петербургские дневники 1914-1938». Белград, 1929.
• «Зинаида Гиппиус. Петербургские дневники 1914-1919». Нью-Йорк - Москва, 1990.

Гиппиус, Зинаида Николаевна, поэтесса, критик, писательница (20.11 1869, Белев Тульской губернии – 9.9.1945, Париж). Среди предков Гиппиус были немецкие дворяне, эмигрировавшие в Москву в 1515 году. В детстве она время от времени жила в Санкт-Петербурге, здесь прошло и 30 лет ее супружества с Дмитрием Мережковским (1889 – вплоть до их эмиграции) – редкий в мировой литературе пример союза двух людей, послужившего их взаимному духовному обогащению.

Зинаида Гиппиус в начале 1910-х гг.

Писать стихи Гиппиус начала с 7-ми лет, с 1888 г. они появляются в печати, а вскоре вышел и ее первый рассказ. До революции было напечатано много ее сборников стихов, романов, сборников рассказов и пьес. В 1903-09 Гиппиус была тесно связана с редакцией религиозно-философского журнала «Новый путь», где публиковались, в частности, и ее литературно-критические статьи под псевдонимом Антон Крайний, обращавшие на себя внимание читателей. Салон Гиппиус, существовавший в 1905-17 в Петербурге, стал местом встречи