«Война – это всегда горе». Рождественское интервью Патриарха Кирилла. Рождественское интервью Святейшего Патриарха Кирилла телеканалу «Россия – Нераскаянный грех

14.01.2022

(А теперь тот самый фрагмент:)

- Ваше Святейшество, социальные проблемы очень сильно ударили по коренным народам Севера. Скажите, пожалуйста, каким образом Русская Православная Церковь выражает свою позицию к коренным народам Севера и к их защите?

Православная Церковь хранит в своей истории, в своем Предании замечательные имена святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. В каком-то смысле мы Церковь Кирилла и Мефодия. Они вышли из просвещенного греко-римского мира и пошли с проповедью славянам. А кто такие были славяне? Это варвары, люди, говорящие на непонятном языке, это люди второго сорта, это почти звери. И вот к ним пошли просвещенные мужи, принесли им свет Христовой истины и сделали что-то очень важное - они стали говорить с этими варварами на их языке, они создали славянскую азбуку, славянскую грамматику и перевели на этот язык Слово Божие. Эта традиция настолько глубоко живет в нашей Церкви, что для нас все народы равны, среди них нет варваров. Потому что для кого-то и мы были некогда варварами, хотя на самом деле варварами никогда не были. Так вот, все народы равны и ко всем нужно обращаться, причем желательно с использованием их культуры, их языка.

Если же от церковной темы перейти к более практическим вещам, то можно отметить, что природа Севера очень хрупка, ее очень легко погубить, ведь это не мощные вековые дубы и не стометровые сосны - это травинки, лишайник, кустарники, мхи. Их так легко истоптать, изрубить, изничтожить, а кто знает, вырастет потом или не вырастет, ведь холодно и погода совсем не располагает к тому, чтобы природа расцветала. Вот точно так же и северные народы - это хрупкие народы, очень подверженные отрицательным воздействиям современной цивилизации. Я благодарю Бога за то, что во время этого путешествия имел возможность очень близко увидеть жизнь этих народов. И мне кажется, что для их сохранения, для того чтобы они жили комфортно, мы должны научиться двум вещам. Во-первых, не навязывать свой образ жизни тем людям, которые веками жили иначе, - к сожалению, в советское время так и делалось. И другое, что нужно, - это помогать им заниматься тем, чем они привыкли заниматься и чем они любят заниматься. А для этого необходимы сохранение природы, сохранение экосистемы, в которой живут северные народы, предоставление им возможности заниматься традиционными промыслами, ловить рыбу, охотиться, сбывать продукцию, получая за это хорошие деньги, - чтобы люди чувствовали свою вовлеченность, нужность и, одновременно, значимость, потому что зарплата - это эквивалент значимости.

При всем этом важно заботиться и о здравоохранении, о более комфортных, чем сейчас, условиях жизни. Сюда должно входить, конечно, и развитие транспортной инфраструктуры. Человек, живущий на Крайнем Севере или где-то в Корякии, не должен взирать на окружающий мир, как жители Москвы взирают на космос, - любое передвижение должно быть для него вполне реальным. Очень важно озаботиться не только транспортной инфраструктурой, но и энергетикой, созданием достойных условий жизни, особенно в поселках, чтобы малые народы, живя на своей собственной земле, прославляли Господа и были счастливы. Ну а Церковь должна обращаться к этим людям, неся слово истины, укрепляя нравственные основы жизни, содействуя тому, чтобы люди были способны бороться с такими соблазнами, как алкоголизм, наркомания, - то, что очень сильно разрушает жизнь людей. Нам есть, чем заниматься, - это добрая, созидательная работа. Я очень надеюсь, что Церковь, как и государство, будут активно работать для того, чтобы жизнь этих людей менялась к лучшему.

Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу исполнилось 70 лет. У каждого Предстоятеля церкви своя миссия. У послевоенных патриархов Алексия Первого и Пимена миссией было сохранение Русской православной церкви. Это было непросто. Особенно в хрущевские времена, когда Церковь подверглась новым гонениям.

В 1990 году на патриарший престол был избран Алексий Второй. Наступали новые времена. Церковь оживала после коммунизма. Миссией Алексия Второго стало возрождение Русской православной церкви. Открывались тысячи новых приходов. Восстанавливались монастыри, духовные учебные заведения.

Патриарх Кирилл взошел на патриарший престол семь лет назад. Я думаю, что его миссия - воцерковление России. Патриарх Кирилл говорит: "Россия - исконно христианская страна". И мы видим, как для миллионов людей церковная жизнь из экзотики превращается в норму, становится частью повседневности. Мы поздравляем Святейшего Патриарха Кирилла с юбилеем. Многая лета.

Даже в юбилейные дни напряженный график работы Патриарха остался неизменным. Просто к повседневным делам добавились еще и праздничные хлопоты. С утра были журналисты, потом встреча с митрополитом Американским и Канадским Тихоном. И так до позднего вечера.

«Так, у нас очень мало времени. Пресс-конференция - нельзя опаздывать, там много людей очень. Патриарх - это ведь не только администратор. Патриарху необходима духовная, интеллектуальная подпитка, и осуществлять эту подпитку он может только в более или менее свободное время. К сожалению, у меня такого времени почти нет», - признается Патриарх Кирилл.

Впрочем, признается Патриарх, этого времени и до интронизации всегда не хватало. Ведь служение Богу требует полной самоотдачи. Выбор, кем быть, сын ленинградского священника Владимир Гундяев, так Святейшего звали в миру, сделал еще в детстве, прекрасна понимая, что путь к намеченной цели легким не будет.

Первая запись в личном деле Гундяева Владимира Михайловича о том, что он принят учеником чертежником картографического бюро с 01.12.1962 года.

Об этом периоде своей жизни, несмотря на все трудности, Патриарх вспоминает с особой теплотой. Окончив восемь классов, он уходит из школы и устраивается на работу в ленинградскую комплексную геологическую экспедицию чертить карты сначала в качестве ученика, а потом и самостоятельно. Параллельно по вечерам он продолжает учиться в так называемой школе рабочей молодежи.

«Мы очень бедно жили, и я хотел помочь родителям, и поэтому ушел практически из дому, и помогал материально родителям, как мог. Это такая как бы материальная часть этого замысла. С другой стороны, откровенно скажу, мне немного было скучно в школе, я себя прекрасно почувствовал среди взрослых людей. Это было время моего становления», - рассказывает Патриарх Кирилл.

На этом пути становления каждый новый этап оказывался труднее предыдущего. Нелегко было и в духовной академии, где по требованию митрополита Ленинградского Никодима будущий священник сдавал за один год по два курса. И в итоге закончил это учебное заведение с отличием. Именно в этот период, несмотря на возраст, он принимает одно из главных своих решений: отречься от всего мирского и стать монахом с именем Кирилл.

«В 22 года тяжело выбирать. То, что произошло со мной, в каком-то смысле это действительно перст Божий, видимо, так должно было быть, и я благодарю Господа, что он укрепил меня в то время. Потому что все-таки возраст был достаточно молодой. И помог мне пройти через те годы так, чтобы, что называется, не растратить себя, сохранить для будущего служения», - отмечает Патриарх Кирилл.

Каким в итоге будет это служение, тогда молодой иеродиакон даже и представить не мог. Он лишь хотел посвятить себя богословию и работать в Духовной Академии. И позже даже стал ее ректором. Но в 1984 году в судьбе будущего патриарха происходит крутой поворот. Его снимают с должности. Как позже выясниться, по указанию советских чиновников, курировавших церковь, которым не нравилась чрезмерная активность ректора, и отправляют возглавить Смоленскую епархию, а позже еще и Калининградскую.

Уникальные кадры, снятые больше 20 лет назад: молодой и энергичный митрополит Кирилл постоянно в разъездах, он принял епархию в очень плачевном состоянии. Хуже всего дела обстояли в Калининграде, где даже службы проводить было негде. Свято-Никольский храм. До образования Калининграда это была церковь Юдиттен. После войны и до 1985 года она была разрушена. Именно с восстановления этого храма и началось развитие Калининградской епархии.

Первым настоятелем нынешнего Свято-Никольского собора стал отец Софроний. Сюда его направил именно митрополит Кирилл. В то время о государственной помощи не могло быть и речи. Отстроить храм помогли прихожане и лично владыка Кирилл.

«Был один храм, сегодня их уже перевалилось за сотню. Конечно же, Владыка Кирилл привнес свое внутреннее ощущение любви к Богу, свое понимание крепости духа и веры, и он этим не мог не заразить в хорошем смысле слова своих прихожан и прежде всего клир», - отмечает архимандрит Софроний, настоятель кафедрального Свято-Георгиевского морского собора Балтийского флота.

Кирилл управлял Смоленской и Калининградской епархиями четверть века - годы, которые изменили всю его жизнь.

«Не было бы сегодня Патриарха Кирилла, если бы не было того самого митрополита Смоленского, потому что там произошло окончательное мое формирование, а оно не проходило в безоблачном каком-то пространстве, постоянно нужно было преодолевать трудности и нести крест», - отмечает Патриарх Кирилл.

С принятием патриаршества этих трудностей не стало меньше. Предстоятель уверен: церковь должна стать доступнее. Поэтому по всей стране открываются новые храмы, а с ними увеличивается и количество епархий. За семь лет - почти в два раза. Но главный упор Святейший делает на то, чтобы как можно больше людей захотели прийти в церковь. Обрели свой путь к Богу, каким бы трудным этот путь не казался.

«Хорошо известно выражение, что Бог не дает креста не по силам. А трудности, с которыми мы сталкиваемся, проблемы, с которыми мы сталкиваемся, они ведь требуют преодоления. А что такое преодоление? Это концентрация сил, это постоянное движение вперед. Вот нужно, думаю, не только священнослужителю это понимать, всем нужно понимать, что несение креста - это есть движение вперед и вверх», - отмечает Патриарх Кирилл.

Фото: Цветан Томчев -газета "Труд"

В преддверии визита в Болгарию Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл ответил на вопросы болгарских журналистов, представляющих газету «Труд», Болгарское национальное телевидение и Болгарское национальное радио.

— Ваше Святейшество, с каким посланием к болгарскому народу Вы едете в Болгарию?

— С тем же посланием, с которым патриархи обычно приезжают в Болгарию, и примерно с тем же, с каким болгарские патриархи приезжают в Россию. Русская и Болгарская Церкви имеют очень долгую историю братских отношений. Именно потому, что наши народы в большинстве своем православные, из-за того, что наши народы имеют много общего в культуре и даже языке, Болгария всегда воспринималась в России как братская страна. История убедительно подтверждает этот тезис. Я приеду в связи с празднованием 140-летия освобождения Болгарии, и мне хотелось бы сказать, что именно Русская Церковь, совершая молебны почти во всех храмах России за страждущий болгарский народ, сформировала общественное мнение, которое повлияло на принятие политических решений относительно участия России в военных действиях на Балканах. Трудно сказать, было ли готово тогдашнее российское правительство к тому, чтобы без поддержки снизу, без общенародной поддержки пойти на такие жертвы. Десятки тысяч погибли, десятки тысяч были искалечены, лишились здоровья, и эта жертва была объяснена самым главным и сильным аргументом — мы отдаем жизнь за наших единоверных братьев. Как бы ни складывалась политическая конъюнктура, — а она складывается по-разному, как по-разному складывались политические отношения России и Болгарии, — отношения между Русской и Болгарской Церквями всегда были и остаются братскими и самыми теплыми. Достаточно сказать, что когда возникла так называемая болгаро-греческая схизма и Болгарская Церковь не признавалась в семье Поместных Православных Церквей, то в 1945 году решающим стал голос Русской Православной Церкви в защиту Болгарской Церкви, который и привел в конце концов к признанию автокефалии Болгарской Церкви мировым Православием. А в 1953 году такой же решающий голос Русской Церкви содействовал признанию Болгарского Патриархата, который, как известно, в свое время прекратил свое существование из-за политики Турции. После 1953 года в течение 8 лет нужно было убеждать некоторые Православные Церкви, чтобы Болгарский Патриархат был признан всеми. И здесь я не могу не вспомнить имя своего учителя митрополита Никодима, человека хорошо известного в Болгарии, по крайней мере в то время, который очень много сделал для того, чтобы склонить Поместные Православные Церкви к безоговорочному признанию Болгарского Патриархата.

Вот такие эпизоды были в нашей истории, и я думаю, что братские отношения между нашими Церквями выдержали испытание временем. Хотел бы отметить также то важное обстоятельство, что многие болгары получали образование в духовных заведениях Русской Церкви, а русские православные люди учились в Болгарии. У нас существует русское подворье в Софии и болгарское подворье в Москве. Всё это те самые скрепы, которые сохраняют добрые отношения между нашими Церквями и, надеюсь, влияют положительно на отношения между нашими народами.

— Считаете ли Вы, что современный информационный идол — Интернет — отнимает у человека духовность?

— Идолов вообще создают люди, причем в каждую эпоху — своих. Совсем недавно таким идолом было телевидение — может быть, и остается для многих людей. Люди перестают читать книги и даже газеты, и весь свой досуг проводят перед экраном телевизора, так что Интернет не является в этом отношении чем-то уникальным. А до телевидения огромную роль играли газеты, разного рода политические тексты — да и чего только не было! Попасть в рабство Интернету или нет — а идол есть то, что господствует над человеческим сознанием, — зависит от человека. Точно так же, как сделаться рабом алкоголя или нет, зависит от человека.

В каждую эпоху, в каждое время, в каждом народе люди сталкиваются с различными вызовами, и задача Церкви заключается в том, чтобы научить человека быть свободным. Свободным от внешнего давления, а оно может быть политическим, культурным, информационным. Может быть, главная миссия христианства в современном мире и заключается в том, чтобы оградить человека от рабства, — на фоне громогласных заявлениях о свободе как главной человеческой ценности. Потому что политическая свобода не обеспечивает подлинной свободы духа. Можно быть политически свободным, но закабаленным модой, системой ложных ценностей и идеалов, которые усиленно насаждаются средствами массовой информации и массовой культурой. А человек, опирающийся на систему христианских ценностей, способен дать оценку всему, что происходит вокруг него, причем не следуя той или иной политической или информационной моде, а оставаясь свободным. Если Церковь справится с этой задачей, то мы поможем современному человеку остаться свободным, а значит, сохранить надежду на полноту жизни. Потому что материально богатый, но духовно несвободный человек не может быть счастливым.

— Мы слышали о проблемах с православными храмами на Украине и, предположительно, о гонениях на православных христиан. Есть ли в этих рассказах правда?

— Да, на Украине очень тяжелая ситуация, самые настоящие гонения обрушились на Украинскую Православную Церковь. Только за последнее время захвачено силой 50 храмов. Постоянно происходят нападения на храмы, избивают священников, мирян. Есть документальные кадры, как это происходит, — священник в облачении весь залит кровью, а его избивают и называют оккупантом, хотя он украинец, родившийся на Украине, говорящий по-украински. Избивают только потому, что он находится в канонической Украинской Православной Церкви, которую местные власти и националистические силы называют церковью-оккупантом. Чудовищная ситуация, но, к сожалению, не слышно, чтобы Украину серьезно критиковали за нарушение прав человека и религиозных свобод. И ведь здесь не просто нарушение прав — чудовищное нарушение, с употреблением насилия, причем все это зафиксировано на телевидении, в разного рода документах.

Украинская Православная Церковь сегодня является единственной на Украине миротворческой силой. Ведь украинское общество очень разделено, и то, что происходит на Донбассе, — это гражданская война, в силу того, что часть Украины не приняла того, что принято в другой части страны. Украинское общество оказалось очень поляризованным. Реальных миротворческих силы практически нет, и только Украинская Православная Церковь обладает миротворческим потенциалом. Почему? Потому что у нее паства и на востоке, и на западе, и в центре.

Недавно Украинская Церковь организовала грандиозный миротворческий крестный ход. Верующие с востока и верующие с запада, сотни тысяч людей, пошли в Киев, и это был крестный ход ради мира, ради примирения внутри украинского общества. И мы очень надеемся, что политические турбуленции пройдут и народ снова будет жить спокойно; будут уважаться человеческие права, в том числе религиозные свободы, а Украинская Православная Церковь будет и дальше продолжать свое служение. Есть такая надежда, и мы за это молимся.

— В Болгарии существует крайне отрицательное отношение к так называемой Стамбульской конвенции или, скорее, к той ее части, которая на практике объявляет бессмысленной биологическую сущность мужчины и женщины. Болгарская Православная Церковь выступает против этого документа. А у Русской Православной Церкви есть позиция по этому вопросу?

— Такая же, как и у Болгарской Православной Церкви. Документ, о котором Вы говорите, декларирует, что панацеей от бед, которые могут возникать внутри семьи, в том числе от насилия в отношении женщин, является вмешательство в семейную жизнь со стороны общественных организаций. Мы категорически против этого. Государство, конечно, не должно допускать насилие, но под видом борьбы с насилием нельзя вмешиваться в святая святых личной жизни человека — семейные отношения. Кроме того, этот же документ предполагает соответствующее отношение к такому явлению, как однополые союзы, а Православная Церковь категорически их не приемлет.

Поэтому по вероучительным, богословским соображениям православным очень тяжело соглашаться с такого рода документами. Я приветствую то, что Россия не подписала и не ратифицировала этот документ, и с очень большим пониманием и симпатией отношусь к позиции Болгарской Православной Церкви, которая выступает против ратификации этого документа Болгарией.

— История помнит периоды кризисов в отношениях между Православными Церквями России и Болгарии. Как развиваются эти отношения в последние годы?

— Я хотел бы сказать, что кризиса в отношениях между Церквями никогда не было. Кризисные отношения бывали между государствами. Был период, когда не было дипломатических отношений, был период, когда во время военных действий Россия и Болгария были по разные стороны баррикад. Но Церкви всегда были вместе, — так было на протяжении всей истории. Я уже сказал о поддержке Русской Церковью болгарского Православия, когда оно не признавалось греческим Православием, когда была так называемая болгаро-греческая схизма. Я также упомянул активную позицию Русской Церкви по обеспечению автокефального статуса Болгарской Православной Церкви и Болгарского Патриархата. Поэтому темных, тяжелых страниц в наших межцерковных отношениях не было, и это очень важно. Потому что если в отношениях между Церквями нет темных страниц, значит, и в отношениях между народами их быть не может. Что же касается политики, то политический контекст часто меняется, и важно, чтобы братские народы, вне зависимости от этого, сохраняли добрые отношения и общую систему ценностей.

— Как Вы, Ваше Святейшество, относитесь к экуменизму?

— Экуменизм — это протестантское понятие, мы его употребляем лишь как технический термин. На самом деле речь идет о межхристианском сотрудничестве, а если говорить о богословском сотрудничестве, то оно сегодня очень и очень затруднено, — в первую очередь тем обстоятельством, что протестантские церкви всегда, на протяжении всей истории, шли в фарватере светской мысли. Вот и сегодня либеральные тенденции в протестантском богословии — это результат воздействия на протестантских богословов, на протестантские церкви светских концепций, в том числе прав и свобод человека, которые предполагают, в том числе, изменение отношения к полам, поддержку однополых союзов и так далее. Поэтому, к сожалению, в богословском плане у нас сейчас остановка, и я не вижу возможности реального движения вперед в ближайшие годы. Но не православные в этом виноваты. Мы постоянно говорим нашим братьям-протестантам: нужно иметь больше свободы, больше духа и способности говорить «нет» сильным мира сего. Вот православные научились говорить «нет», потому что у нас была очень тяжелая история, в том числе в отношениях с властями. К сожалению, в протестантском мире мы сегодня видим капитуляцию основных христианских идей перед либеральными философскими подходами к человеческой личности.

Что же касается практического взаимодействия, то, при всех богословских разночтениях, у нас есть, я бы сказал, хороший опыт совместной работы по разным направлениям. В частности, сейчас налаживается серьезный диалог по взаимодействию Православных Церквей, Католической Церкви и протестантских церквей по оказанию гуманитарной помощи в Сирии. Думаю, факт сотрудничества православных с протестантами и католиками в гуманитарной сфере является очень положительным, и мы должны его развивать. Точно так же я думаю, что, поскольку пространство богословского диалога резко сузилось и мы потеряли перспективу достижения соглашений в области богословия, остаются другие области, например культурный диалог. Религии всегда играли важную роль в культуре, и вот сегодня культурный диалог через религиозные организации, через церкви мог бы содействовать установлению большего взаимопонимания между людьми. Так что я вижу, что сохраняется пространство для совместных действий в гуманитарной и культурной сферах.

— Часто Православие обвиняют в цезарепапизме, в том, что Церковь подчиняется власти. Каковы отношения Русской Православной Церкви с государством, где место Церкви в государстве?

— В дореволюционное время Православная Церковь в России была под властью государства; я уж не говорю о греческих Церквях, находившихся на территориях, контролируемых исламом, — там вообще трудно говорить хоть о какой-то свободе и независимости Церкви. Но и в Российской империи, согласно всем законам начиная с Петра I, фактически главой Церкви был император, и Церковь была включена в государственную систему. Она была частью этой системы и очень от этого пострадала, потому что была лишена возможности обращаться к обществу с посланием, касающимся не только личной морали, но и общественных или политических вопросов. От имени Церкви говорил император, а Церковь молчала. Многие проблемы, которые начали возникать еще в XVIII и особенно в XIX — начале XX веков и в конце концов привели к революционным событиям, сформировались в условиях этого вакуума. Церковь не имела возможности напрямую обращаться к людям, ее голос по самым важным злободневным вопросам общество не слышало. Это и есть результаты цезарепапизма.

Затем наступило тяжелое время гонений, когда уже ни о каком цезарепапизме речи не шло. Речь шла о выживании, и вы знаете, что сотни тысяч мучеников и исповедников погибли на территории бывшего Советского Союза, но сохранили верность Православию и Церкви.

Что же касается нынешних условий, то Церковь в России отделена от государства. Государство никак не вмешивается в церковные дела, а Церковь не вмешивается в дела государственные. Никогда Патриарх не говорит с главой государства на тему назначения государственных деятелей, как никогда за все время моего патриаршества (а я знаю, что и за время патриаршества моего предшественника Святейшего Алексия) никто из государственных чиновников не обсуждал с Патриархом темы назначения епископов или других церковнослужителей. У нас полная автономия во всех внутренних вопросах. Но Церковь играет большую роль в обществе, и значительный процент людей отождествляет себя с Православием. Не такой большой процент по воскресеньям ходит в храм, хотя ходят. Согласно последней статистике 80% населения заявили, что знают, что такое Великий пост, и значительный часть сообщила, что будет поститься во время Великого поста. Сейчас постное меню вы можете найти и в государственных учреждениях, и в светских ресторанах, то есть люди стали очень активно воспринимать православные традиции и участвовать в них.

Ничего подобного цезарепапизму в современной России, конечно, нет. Мы очень дорожим возможностью принимать решения, которые не определяются никакой внешней силой, в том числе государством. Но, кроме того, нужно помнить, что Московский Патриархат — это Церковь не только Российской Федерации, но и Украины, Белоруссии, Казахстана, и вообще мы присутствуем в 60 странах мира. Ни о каком цезарепапизме речи быть не может, потому что цезарепапизм в одном государстве может очень не устраивать другое государство. Поэтому мы считаем, что Церковь должна быть независима от государства, то есть оставаться свободной в принятии решений, которые касаются ее внутренней жизни.

— У нас все больше и больше трудностей наблюдается в процессе приобщения молодых людей к Церкви, а также в деле христианского воспитания. Есть ли подобные сложности в России, и как Вы справляетесь со светской ориентацией общества?

— Проблема молодежи существует. Все-таки большинство молодых людей не посещает храмы, — это очевидно. Но количество активной молодежи в Церкви растет. Мы считаем, что работа с молодежью сегодня является приоритетом для Русской Православной Церкви, и предприняли конкретные шаги, которые помогают нам усилить работу среди молодежи. Так, мы провели в России реформу приходской жизни. Мы настаиваем на том, чтобы в приходах — на каждом приходе или по крайней мере тех, где есть материальные возможности, были, помимо священника, диакона и церковнослужителей, люди, ответственные за молодежную, социальную, миссионерскую работу. И мы не просто провозгласили принцип, что в каждом приходе должны быть активисты, — мы создали систему их подготовки. В наших высших учебных заведениях появились факультеты и курсы, на которых мы готовим таких специалистов. Не каждый человек может пойти учиться специально по этой профессии, люди чаще всего совмещают приходскую работу с какой-то другой, но, тем не менее, они нуждаются в получении образования. Поэтому мы создаем также краткосрочные курсы обучения и повышения квалификации мирян, которые работают в социальной, молодежной, образовательной сферах. Какие-то успехи у нас уже есть — еще очень небольшие, но все-таки могу назвать несколько цифр. Так, молодежный актив города Москвы, то есть молодые люди, которые активно участвуют в церковной жизни, — это более 8 тысяч человек. Но вокруг этих восьми тысяч еще бОльшая группа молодежи, поэтому мы говорим о десятках тысяч молодых людей, которые принимают активное участие в церковной жизни города Москва.

Но это, опять-таки, меньшинство в отношении к общему количеству молодежи. Главная проблема заключается в том, что общее развитие современной цивилизации не предполагает в ней места для Бога. Речь идет о безбожной, внерелигиозной цивилизации, которая, кстати, сама себя наполняет различными ценностями. Чаще всего это бывают ценности ложные, идолы, как Вы сказали. Эти идолы очень привлекательны для молодежи, — привлекательнее, чем для людей зрелых, у которых уже выработался жизненный опыт, так что они могут отличить одно от другого, хорошее от плохого. Молодые люди очень часто отдают дань моде и начинают поклоняться идолам.

Конечно, работа с молодежью сегодня непростая, но я глубоко убежден в том, что это самый важный приоритет в церковной деятельности. Мы должны научиться работать с молодежью, в том числе через Интернет, через социальные сети. У нас многие священники занимаются проповедью в Интернете и соцсетях, — иногда очень успешно, иногда, на мой взгляд, не совсем правильно. Не люблю, когда священники стараются говорить на языке молодежи, употребляя сленг. Не надо мимикрировать под молодежь, — нужно просто нести молодым те идеи, которые будут для них привлекательны, научиться говорить понятным для них языком. Вот в этом задача священника и задача Церкви.

На телеканале "Россия 1" состоялся показ традиционного рождественского интервью Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Настоятель РПЦ ответил на вопросы журналиста и телеведущего, генерального директора МИА "Россия сегодня" Дмитрия Киселева.

— Конечно, каждый человек своеобразен — нет двух одинаковых людей. И каждая страна своеобразна. Этот фактор формируется под влиянием различных обстоятельств. Если говорить о России, это ее размеры, климат, история и так далее. Но есть нечто такое, что лежит в основе мотивации абсолютного большинства людей: когда они прислушиваются к внутреннему голосу, который мы называем голосом совести.

Я думаю, что своеобразие России заключается во многом в том, что, хотя это иногда и создавало проблемы, наша страна совестливая. И приведу некоторые примеры, очень яркие и многим известные, когда совестливость брала верх над прагматизмом. Вот, например, Крымская война, защита православия на Святой земле, Николай Первый. Кто-нибудь из наших зрителей скажет: "Да, но это была геополитическая программа". Однако не геополитические идеи вдохновили людей защищать святыни и православных на Святой земле, а совесть. А Балканские войны при Александре Втором? Тысячи простых русских людей пошли воевать за братьев-славян. А вместе с ними — и непростые, и генералы, и члены царской семьи. Это что, только прагматизм? Да разве во имя прагматизма человек способен умереть? Никогда! Движение навстречу опасности для того, чтобы защитить, тоже ведь по зову совести. А Николай Второй и начало Первой мировой войны, когда русские встали на защиту сербских братьев? Но тоже кто-то может сказать, что это прагматизм. Но разве пошли бы люди воевать только ради него? Поэтому в истории России совестливость очень ясно просматривается.

— Многие считают, что Россия пытается играть в мире несоразмерную роль. И в этом даже есть некие риски для нашей страны. Так по силам ли крест?

О единстве народов России, об укреплении и гармонизации межэтнических отношений говорили на пресс-конференции в формате видеомоста Москва - Симферополь - Казань, которая прошла сегодня, 3 ноября, в пресс-центре МИА «Россия сегодня».

— От креста не полагается отказываться — так учит православная церковь. Если Россия принимает на себя этот крест, то Бог даст и силы его нести. Самое важное, чтобы нравственное измерение в политике, о котором мы только что с вами говорили, никогда не поглощалось исключительно прагматическими целями, далекими от нравственности. И если мы в своей политике, жизни и в общественном устройстве будем стремиться к торжеству справедливости, к тому, чтобы нравственное чувство людей было спокойно, то, несомненно, нам придется нести некий крест. Не будем вдаваться в подробности, но, конечно, в мире есть люди, несогласные с такой позицией. Но хочу повторить еще раз: если Бог возлагает крест, то дает и силы его нести. И сам факт несения этого креста имеет огромное значение для всего мира, для всего человеческого сообщества. И как бы ни пытались представить в иных красках нашу (в том числе и внешнюю) политику, она будет притягательной для очень многих людей в мире до тех пор, пока будет сохранять вот это нравственное измерение.

— И все же вы недавно говорили об апокалипсисе. Отклики были самые разные. У нас умеют интерпретировать, вы знаете. Но все же, к чему готовиться и как?

— Апокалипсис — это конец истории, и не патриарх Кирилл выдумал это.

В Библии ясно сказано о том, что наступит конец истории. И в общем это очень логичное повествование. Ведь каждый человек в какой-то момент умрет. Очень многие озабочены темой конца света, но не отдают себе отчета в том, что наш собственный конец и конец света разделены очень конкретным промежутком времени, как сказано в Библии. Семьдесят лет, от силы 80. Но уж если сверх сил, то 90. Что это такое? Это мгновение.

Кстати, есть такая какая-то непонятная, но, видимо, не случайная закономерность. Люди, придерживающиеся либеральных взглядов, очень не любят, когда Церковь поднимает две темы: о дьяволе и конце мира. Вопрос в том, почему возникает такая реакция. А возникает она по той же самой причине, по которой в современной культуре, так скажем, пытаются отодвинуть в сторону тему смерти, в качестве развлекаловки присутствующую во многих фильмах. А вот серьезного осмысления человеческого конца у нас не любят. И о смерти говорить не любят. И не только у нас, но и на Западе, там даже больше. Там вообще гроб не открывают во время траурной церемонии прощания, будь то в храме или в другом месте. И чем меньше мы об этом говорим, тем для всех спокойней. А почему? А потому, что тема конца требует философского осмысления. И когда человек начинает думать о своем собственном конце или о конце истории, то приходит к выводам, непосредственно связанным с религиозным фактором.

А теперь по сути. Как может вообще наступить конец света? Когда человеческое общество перестанет быть жизнеспособным, исчерпает ресурсы к существованию. В каком случае это может произойти? В том случае, если наступит тотальное господство зла. И к чему это приведет? Зло нежизнеспособно, а система, в которой оно превалирует, не может существовать. И если зло будет нарастать, вытеснит добро из человеческой жизни, тогда и наступит конец.

Почему сегодня об этом нужно говорить? Сегодня мы переживаем особый исторический период. Никогда раньше человечество не ставило на одну доску добро и зло. Было стремление оправдывать зло. Но никогда не было попытки сказать, что добро и зло — это не абсолютные истины. В сознании людей и добро и зло были абсолютными истинами. А сегодня стали относительными.

Когда может безудержно нарастать зло в человеческом обществе? Именно тогда, когда вот эта точка зрения, когда на одной доске стоят добро и зло, восторжествует в глобальном масштабе. И поскольку мы сегодня находимся даже уже не в начале этого процесса, а какой-то определенный период времени пройден, история какая-то уже исчерпана, то как же Церкви об этом не говорить, как же не бить в колокола и не предупреждать о том, что мы вступили на опасную тропу самоуничтожения? Кто скажет об этом, если не Церковь?

— Но у нас были в истории периоды, когда добро и зло оказывались неразличимы. Пример — убийство царской семьи. Уже скоро мы будем отмечать 100-летний юбилей. Тем, что вспомним, тем, что потребуется переосмысление этого факта. Все же что означает эта дата? И когда закончатся наконец всевозможные экспертизы?

— Начну с последней части вашего вопроса. Экспертизы закончатся, когда их завершат специалисты и представят результаты. Никто специально не затягивает этот процесс, но никто специально и не подгоняет ученых, которые пытаются исчерпывающе ответить на вопросы, которые постоянно возникают. Вот вы знаете, что в Сретенском монастыре прошла конференция, на которой я присутствовал, и для меня было чрезвычайно важно слышать и отчеты ученых о проделанной работе, и вопросы, которые им были поставлены. Когда эксперты говорили: "У нас нет готового ответа. Мы не уверены, нам еще нужно исследовать что-то, что откроет возможность прийти к окончательным выводам".

Вот когда это произойдет, тогда мы и будем принимать решения на архиерейском соборе, учитывая, конечно, мнения и тех людей, у которых еще, возможно, останутся вопросы.

Ну а теперь — вообще о трагедии, которая произошла, трагедии цареубийства. Здесь меня занимает один вопрос, который я хочу поднять. Может быть, найдется кто-то способный ответить на него. В 1905 году по завершении первой революции император принял манифест, который открыл возможности реализации широчайших свобод. Создается многопартийность, Государственная дума. Эту возможность открыла не революция, а царь. Ведь были те, кто говорил, что этого делать не надо. Чтобы победить в этой революции, нужно сломить всякую оппозицию. И царь пошел навстречу тем, кто хотел изменить политический строй в стране. Он открыл эти возможности. Дума превратилась в первую очередь в арену не столько решения политический вопросов, сколько в арену борьбы вокруг царя и самодержавия. Что только ни говорили в его адрес!

Сейчас распространено мнение, что царь был слабым. А давайте подумаем: он был слабым или внутренне сильным человеком? Ведь он мог прикончить государственную думу одним хлопком, разогнать все партии, вновь ввести цензуру — у него была реальная была политическая власть. И он ею не воспользовался. Вот наши либеральные историки до сих пор поливают Николая Второго грязью и превозносят Александра Второго. А с точки зрения открытия возможностей для демократического обсуждения проблем, участия в формировании государственной политики кто больше сделал: Александр Второй или Николай Второй? Конечно, Николай Второй. И вот его свергают. Как он сам говорил, кругом предательство. Его свергают, затем зверски уничтожают всю семью. Имя смешивают с грязью. И даже те, кто к нему относится без особого негатива, говорят, ну, слабый был. Надо просто как бы исторически посочувствовать всему тому, что произошло с Россией и ее последним императором. Вот если бы он был слабым человеком, то он не принял бы смерть так мужественно.

Царская семья канонизирована не потому, что Николай Второй был хорошим правителем, мудрым дипломатом и военным стратегом. Он прославлен именно за то, что по-христиански принял смерть. И не только смерть, а всю эту страшную часть своей жизни. Он находился под арестом, терпел оскорбления, притеснения. Он — вчерашний царь, который все потерял. И при этом такие спокойные дневники, такой истинно христианский взгляд на то, что с ним происходило. И это было присуще не только ему, а всем членам семьи.

Значит, вне зависимости от политической оценки его деятельности должно у людей быть уважение к этому жизненному пути, тем более у людей либеральных. Но ничего подобного не происходит. И даже в год столетия революционных событий ничего на экранах не появилось — лишь фильм, который бросает очередную грязь в лик страстотерпца. Вот почему люди возмутились этим фильмом. Ну неужели ничего другого не нашлось? И опять-таки ведь вроде как из либеральных кругов возникла эта картина. А где же заслуги императора?

Своим ответом я не даю никакого анализа его политической деятельности, не подвожу итогов его правления. Я просто реагирую на очень важную часть его жизни, связанную с открытием свобод и прав для граждан Российской империи и на то, как завершилась его жизнь. И в этом смысле, конечно, все, что произошло с государем императором и нашей страной, должно заставить нас о многом подумать.

— Не всем, однако, хватило революции. В гражданской войне, которая идет сейчас на Украине, убивают каждый день. Русская Православная Церковь молится за Украину, за врачевание раскола, но что еще можно сделать?

— Сама по себе молитва — это очень сильный момент. Понимаю, что люди нерелигиозные этого понять не могут. Но те, кто проходит через опыт молитвы, знают, что небеса-то отвечают. Я много раз говорил о том, что если нас начальник один раз обманул, мы можем простить, оправдать. Если мы, придя в кабинет и о чем-то попросив начальника, во второй раз не получили ответа или помощи, то уже начинаем весьма скептически оценивать возможности такого контакта. Но если и в третий раз нас обманули, на этом все заканчивается.

В течение жизни человек постоянно обращается с молитвой к Богу и остается до конца дней верующим. Это означает, что он получил ответ, что небо для него не закрыто. И когда мы говорим, что молимся за мир, за примирение людей на Украине, за преодоление братоубийственного конфликта, то вкладываем в это и нашу уверенность в том, что Господь преклонит в какой-то момент милость к украинскому народу. И прекратится междоусобная брань.

Но, кроме того, конечно, очень значительную роль играет наша Украинская Православная Церковь. Сегодня это единственная миротворческая сила на Украине. Ведь паства у нее и на Востоке, и на Западе, и в центре. Церковь не может обслуживать политические интересы групп, партий или географических районов страны. Она призвана нести всем весть, которая способна преобразовать умы и сердца людей, в том числе и содействовать примирению.

Что же касается всей нашей Церкви, то мы в меру своих сил пытались содействовать возвращению пленных. По милости Божией в преддверии Нового года и Рождества Христова произошел массовый обмен военнопленными, хотя и не такой, как мы бы хотели. Поэтому мы считаем, что это первый этап программы обмена военнопленными, в реализации которого с самого начала и до сегодняшнего дня активное участие принимает наша Церковь.

— Другая горячая точка — Сирия. В ходе войны там погибло очень много и христиан. Удалось ли чем-то помочь им? И что дальше? Это же не только Сирия, это весь Ближний Восток.

— Уже в 2014 году стало ясно, что развивающиеся конфликты на территории Сирии провоцируются такими радикальными силами, которые, придя к власти, начнут с того, что ликвидируют христианское присутствие в этой стране. Именно поэтому христиане активно поддерживали Асада и его правительство. Потому что в стране был обеспечен определенный баланс сил и, что очень важно, люди чувствовали свою защищенность. В 2014-м, несмотря на некоторые предупреждения о том, что это опасно, я все-таки решил поехать в Сирию. Я был в Дамаске, совершал там богослужения и видел, каким был энтузиазм людей. Беседуя и с мусульманами, и с христианами, и с политическими деятелями, я понял, что главная озабоченность людей заключалась в том, что если радикалы исламского разлива придут в Сирии к власти, то первыми, кто от этого пострадает, будут христиане. Случится то, что произошло в Ираке: 85 процентов христиан либо уничтожены, либо изгнаны с территории страны.

Еще при режиме Хусейна я посетил Ирак, в том числе северные его части, был в Мосуле. Посещал древнейшие христианские монастыри. Видел благочестие народа и радовался тому, что в мусульманском окружении спокойно существуют христианские церкви. Сейчас от этого практически ничего не осталось. Монастыри разрушены, храмы взорваны. Такое могло произойти и в Сирии. Поэтому, конечно, участие России, помимо решения каких-то вопросов, в которых я не до конца компетентен и поэтому не считаю возможным что-либо говорить, но кратко скажу о связанном со стабилизацией положения недопущении военных угроз, недопущении того, чтобы власть была взята террористами.

Вот присутствовала очень важная идея — защита христианского меньшинства. Еще в 2013 году, когда в Москву на празднование 1025-летия Крещения Руси прибыли главы поместных православных церквей, при встрече с Владимиром Владимировичем Путиным один из самых сильных посылов касался именно просьбы, чтобы Россия приняла участие в защите христиан на Ближнем Востоке. И я радуюсь тому, что это произошло. И благодаря участию России предотвращен геноцид христиан.

И вот сейчас возникает вопрос восстановления мира, справедливости, безопасности в этой стране, появилась возможность решения множества экономических проблем. Но что нам особенно близко — это восстановление храмов, монастырей, памятников, в том числе мусульманских и античных. Церковь наша участвует в оказании гуманитарной помощи. Мы работаем как от своего имени, так и участвуем в таком общехристианском действии, которое сформировано на площадке Межрелигиозного Совета России. И, кроме того, у нас есть еще двусторонние соглашения с Католической Церковью о том, чтобы вместе оказывать гуманитарную помощь. Существуют разные направления нашего взаимодействия. Надеюсь, что мы внесем свою лепту в оказание реальной помощи тем, кто еще не до сих пор страдает в Сирии.

— Логичен в этой связи следующийвопрос. Вот сейчас популярным становится волонтерское движение. Но ведь священник по сути своей и есть волонтер. Кроме того, что он молится, он занимается еще и массой других дел. Ну, а как сейчас, кроме того, что мы помогаем христианам в Сирии? А что происходит здесь, на нашей территории?

— Вот Максим Исповедник связывает два понятия — любовь и воля. Волевые качества человека. Если любовьоплодотворяет волю, о таких людях мы говорим, что это человекдоброй воли. Вот все то, что делают волонтеры, — это проявление доброй воли. Это когда волевые усилия подкрепляются чувством жалости, сострадания и любви.

Для Русской церкви создание волонтерских движений имеет очень большое значение. Историческиполучилось так, что в тяжелых условиях, особенно в период атеистический в нашей стране,всякая система солидарности внутри православных приходов была разрушена.Люди не могли свободно встречаться, беседовать, создавать какие-то организации. Все это запрещалось и строго контролировалось. И содействовало развитию такого религиозного индивидуализма. Я прихожу в храм и, собственно говоря, происходит то же самое, что и когда я нахожусь дома: я сам молюсь, обращаюсь к Богу.

А все то, что меня окружает, прямо меня не касается. А создание волонтерских движений практически в большинстве приходов, если говорить о Москве, этот индивидуализм разрушает. Люди начинают сознавать себя общиной. И направляют совместные усилия на выполнение тех задач, которые должны решать, в том числе, и по зову совести и своего христианского призвания.

Волонтерское движение среди молодежи имеет очень большую перспективу. Вы знаете, это меняет климат и, я думаю, не только в в православных общинах, но и в нашем обществе.

— Через два с небольшим месяца в России пройдут выборы президента, главы государства. Как к выборам относится Церковь?

— Церковь относится очень положительно. Потому что в Церкви выборы существовали раньше, чем в государстве. Патриархов выбирали и по милости Божией до сих пор выбирают.

Но, кроме того, ведь и наши соборы принимают решения на основании голосования. Поэтому голосование и выборы — этото, что присуще Церкви. Если это допустимо в Церкви, почему же верующие люди должны считать,что это недопустимо в светскомобществе? Не просто допустимо, а очень должно приветствоваться, когда народ принимает участие в избрании, в том числе своего высшего руководителя илисвоих представителей в парламент. Для некоторых это единственная возможность как-то повлиять на ситуацию.Многие считают, что невозможно повлиять: я один, там — миллионы людей. Но это совсем не так. Из голосов единиц создаются голоса миллионов. Поэтому я призвал бы всех, в том числе православных людей,обязательно принимать участие в предстоящих выборах президента. Это очень важно.

— Ваше Святейшество,а вот президентПутин ставит задачу построить в России цифровую экономику. Где здесь Церковь?

— У нас тема цифровойэкономики связывается с двумя понятиями. У нас — это в Церкви. С одной стороны, существует понятие эффективности, на этом настаивают светские люди, особенно управленцы. Несомненно, внедрениецифровыхтехнологий обеспечит большую эффективность процесса принятия решений. Что, конечно, хорошо. Но у Церкви есть еще и другое понятие — безопасность. И речь идет не только о возможности злонамеренных людей или сил использовать цифровую технологию для того, чтобы оказать непоправимый ущерб стране, обществу или кому-то из людей. Но это все технологический уровень.А я бы сейчас поговорил о духовном уровне. Церковь оченьобеспокоена тем, чтосовременные технические средства способны тотально ограничить человеческую свободу. Вот приведу небольшой пример.

У нас есть горячие головы, которые с восторгом говорят о необходимости ликвидировать наличные деньги и перейти только на электронные карточки. Это обеспечит прозрачность, контроль и так далее — аргументы, которые многим хорошо знакомы. И все это так. А если вдруг в какой-то момент исторического развития доступ к этим карточкам будет открываться в ответ на вашу лояльность?

Вот сегодня для того, чтобы получить гражданство в одной из европейских стран, людям, которые там живут и желают получить гражданство или вид на жительство, предлагают посмотреть ролик, в котором рассказывается о жизни обычаях и законах страны. И вот в этом ролике очень ярко представлена вся эта тема ЛГБТ. В красках.По окончании просмотра задаютвопрос: "Вы со всем этим согласны?" Если человек говорит: "Да, я согласен, я принимаю, это для меня все нормально", он проходит отсев. И станет либо гражданином, либо получит вид на жительство. А если нет — не получит. А если доступ к финансам будет ограничен подобного рода условиями? Вот об этих опасностях сегодняЦерковь говорит во весь голос.

— Вернемся все же к рождественской теме. В эти дни, конечно, накрываются столы. И видна разница. Кому-то, так сказать, омаров не хватает, а кто-то рад и шоколадке. И тем не менее мы говорим о единстве общества. Хотя расслоение налицо. Но не глупость ли это единство?

— Расслоениеобщества — это огромная проблема.Все это сегодня присутствует в нашей жизни. Социализм пытался решить эту проблему. Но давайте честно скажем: он ее не решил. Я застал еще свидетельство своей тети, которая в 50-е годы жила в деревне, у которой не было паспорта и которая чудом как-то вырвалась в Ленинград навестить родственников. Она рассказывала об ужасающем положении тогдашней деревни. И все это было в социалистическом обществе. Поэтому проблема социальных диспропорций всегда существовала.

Но стабильность общества и справедливость в обществе, о чем мы с вами с самого начала сегодня говорили, зависитв первую очередь от преодоления этого разрыва. Чем он глубже, тем больше дестабилизация, тем больше возникает негативной энергии. Тем больше у людей отторжение всего того, чтопроисходит в обществе, в стране, тем больше критики. Поэтому эта тема имеет политическое, социальное и духовное измерение. Но это, конечно,вызов для власти — законодательной и исполнительной. Но с тем, о чем вы сказали, нельзя мириться. Нужно ставить задачу преодоления этих противоречий. Еще раз хочу сказать, что богатые и бедные всегда будут. Но очень важно, чтобы разрыв сокращался. И чтобы понятие бедности не означало тяжелейшего положения человека, на грани выживания.

Конечно, тревогу вызывает и состояние многих пенсионеров, а также то, что многие люди в конце жизни лишаются жилья, их выбрасывают на улицу черные рэкетиры, дельцы, которые захватывают квартиры. В государстве должна быть система очень четкая, которая бы страховала людей от такого рода жизненных ситуаций. И дай Бог, чтобы развитие экономики и правильная внутренняя политика содействовали тому, чтобы преодолевались эти огромные разделения между людьми состоятельными и неимущими. И чтобы справедливость все более и более проникала в недра нашей национальной жизни.

— Поздравьте с праздником, Ваше Святейшество.

— Я хотел бы от всего сердца поздравить наших телезрителей с наступившим Рождеством Христовым. Мир, в котором мы живем, непростой. И наша с вами беседа высветила многие из проблем. Но что бы я хотел сказать. Рождество Христово, вообщепришествие в мир Спасителя— это начало новой эры, новой эпохи. Это событие, которое дает человеку огромные силы и укрепляет его оптимизм.

На рождественских богослужениях мы поем замечательный гимн "С нами Бог". Это библейскиеслова. С нами Бог, разумеет языце, то есть разумейте, народы. Потому что с нами Бог. Действительно, через пришествие в мир Спасителя с намиБог. И, устанавливая связь с Господом,мы способныобрести очень большие силы для решения проблем в своей личной жизни, семейной, общественной. Поэтому пусть благословение Бога пребывает над всем нашим народом и над нашей страной.

— Сердечно благодарен вам за это удивительное интервью.

– Ваше Святейшество, благодарю Вас за это уже традиционное рождественское интервью. Но в этом году наша беседа отличается от всех предыдущих тем, что Россия ведет боевые действия. Как к этому относиться верующему человеку? Понятно, что мы говорим, прежде всего, о православных, но и о мусульманах тоже.

– Убийство человека – это грех. Каин убил Авеля, и, вступив на тропу совершения греха, человечество оказалось в ситуации, когда насильственный способ воздействия на личность, на группу людей, на страны довольно часто оказывается средством и способом разрешения конфликтов. Это, конечно, самый крайний и самый греховный способ. Но в Евангелии содержатся удивительные слова, суть которых заключается в том, что блажен тот, кто отдает свою жизнь за другого (см. Ин. 15:13).

Что это означает? Это означает, что участие в неких действиях, которые могут повлечь за собой смерть, может быть оправдано. Евангелие четко описывает, в каких случаях это возможно, – когда вы за других отдаете свою жизнь. Собственно говоря, на этом и построена идея справедливой войны. Еще блаженный Августин пытался описать параметры такой войны в далеком V веке. Сейчас, может быть, несколько иные представления, но суть остается прежней: военные действия оправданы, когда они защищают человека, общество, государство.

То, что сегодня происходит в далекой, казалось бы, Сирии, которая на самом деле далекой вовсе не является, это в буквальном смысле наш сосед, – это и есть защита Отечества. Об этом многие сегодня ясно говорят, потому что, если терроризм побеждает в Сирии, у него появляется огромный шанс если не победить, то чрезвычайно омрачить жизнь нашего народа, принести несчастья и бедствия. Поэтому эта война оборонительная – не столько даже война, сколько точечные воздействия. Но, тем не менее, это участие наших людей в военных действиях, и покуда эта война носит оборонительный характер, она является справедливой.

Кроме того, мы ведь все хорошо знаем, какие страшные беды приносит терроризм. Наш народ прошел через страшные испытания – Беслан, Волгоград, невозможно все перечислить. Мы обожжены этой болью, мы знаем, что это такое. А наш самолет, который был сбит над Синаем? Поэтому всё, что происходит, – это ответные оборонительные действия. В этом смысле мы смело говорим о справедливой борьбе.

Кроме того, есть еще один очень важный момент. Своими действиями мы участвуем в спасении очень многих людей в Сирии и на Ближнем Востоке. Я вспоминаю, как в 2013 году, когда мы праздновали 1025-летие Крещения Руси, в Москву приехали Патриархи и представители всех Поместных Православных Церквей. Мы встретились с Владимиром Владимировичем в Кремле, и главной темой было спасти христианское присутствие на Ближнем Востоке. Это было общее воззвание Президенту. Я не хочу сказать, что именно этот мотив является решающим, но речь идет о защите людей, которые несправедливо уничтожаются в результате террористических действий, – в том числе, конечно, христианская община.

Поэтому, как и всякая война и всякое военное действие, сопряженное со смертью людей, и эта война является горем и может быть грехом. Но покуда она защищает жизнь людей и нашу страну, мы относимся к ней как к справедливым действиям, направленным на достижение справедливых целей.

– Ваше Святейшество, Вы говорите о спасении людей, но ведь эта война (я имею в виду войну в Сирии и нашу боевую операцию как ее часть) осложняет положение православных в мире – их же в любом случае связывают с Россией…

– Как говорится, дальше ехать было уже некуда. До крайности дошло положение христиан в Сирии, Ираке, многих других странах. Сегодня христиане – это самая угнетаемая религиозная община, причем не только там, где происходят столкновения с исламскими экстремистами, но и во многих других местах, включая благополучную Европу, где публичное проявление христианских чувств, например, открытое ношение креста, может привести к тому, что человека с работы снимут. Мы знаем, как вытесняется христианство из общественного пространства, – во многих странах уже сегодня слово «Рождество» не употребляется.

Христиане действительно находятся в очень тяжелом положении, и то, что сейчас происходит в Сирии, как мне кажется, его не ухудшит. Наоборот, мы знаем случаи возвращения из плена, знаем случаи освобождения христиан и целых христианских поселений, мест их компактного проживания. По реакции, которую мы получаем от наших собратьев, совершенно ясно, что они с надеждой смотрят на участие России в этой освободительной войне, в этих действиях, направленных на преодоление терроризма.

– В таком случае, в какой степени то, что сейчас происходит в Сирии, – это религиозная война? Что можно противопоставить фанатикам, которыми, как они говорят, движет вера? В чем природа этого явления?

– Уже стало общим местом говорить, что это никакая не религиозная война, и я присоединяюсь к такому отношению к этому конфликту. Приведу исторический пример. Не безоблачно складывались отношения между христианами и мусульманами в истории. Мы знаем, что были случаи насильственного обращения в ислам и завоевание христианских территорий Византии. Но, если оставить за скобками собственно военные действия, которые всегда сопровождались потерями с обеих сторон, то никогда ничего подобного тому, что сейчас происходит, в исламском мире не было.

Взять даже пример Османской империи. Существовал определенный порядок отношений между религиозными общинами. До сих пор в руках мусульманина-араба – ключи от Храма Гроба Господня. Это все с тех самых турецких времен, когда мусульманин был ответственен за безопасность, за хранение христианских святынь. То есть был выработан такой способ взаимодействия общин, который, конечно, нельзя назвать режимом наибольшего благоприятствования, но люди жили, исполняли свои религиозные обязанности, существовали патриархаты, Церковь существовала, – и все это в древности, в I тысячелетии или в так называемом темном Средневековье.

Но вот наступили просвещенные времена – конец XX и начало XXI века. И что же мы видим? Геноцид христиан, как только что мы сказали, истребление христианского населения. На порядок сократилось присутствие христиан в Ираке, Сирии, люди бегут от страха быть уничтоженными целыми семьями…

Есть такое понятие, как фанатизм, то есть идея, доведенная до абсурда. Так вот, фанатики считают, что имеют право распоряжаться судьбами людей, то есть свободно решать, существовать христианской общине или нет, – чаще всего, что не существовать, потому что христиане «неверные» и подлежат уничтожению. Сама эта фанатическая идея, доведенная до абсурда, противоположна религиозной идее, противна Богу. Бог никого не призывал уничтожать во имя отношений к Нему или, лучше сказать, ради проявления религиозного чувства. Поэтому за фанатизмом, в конце концов, – безбожие, только этого не понимает темная масса людей, которых вовлекают в эти страшные действия. Действовать так – значит отвергать Бога и Божий мир.

– Фанатики – безбожники?

– Фанатики – де-факто безбожники. Хоть они и будут говорить о своей принадлежности к вере и даже совершать некие религиозные обряды, но по убеждениям, по взглядам это люди, отрицающие Его волю и Божий мир. А иначе и быть не могло. Для того чтобы создать террористическое сообщество, нужно людей вдохновить на ненависть, а ненависть – не от Бога, она из другого источника исходит. Поэтому, когда мы говорим о так называемом религиозном фанатизме, экстремизме и терроризме, мы говорим о явлении, связанном с отказом человека быть верующим и находиться в союзе с Богом.

– Мир расколот, и, может быть, борьба с терроризмом – для него шанс? Может ли борьба с терроризмом объединить человечество, и если да, то на какой основе?

– Возможно, тактически и примирит какие-то силы для решения общих задач, но объединить борьба против кого-то никогда не может. Нужна положительная повестка дня. Нужна система ценностей, которая объединяла бы людей, и позвольте мне сегодня воспользоваться этой возможностью и сказать о феномене религиозного терроризма то, что я никогда раньше не говорил.

Как заманивают людей в террористическое сообщество? Деньгами, наркотиками, какими-то посулами, – весь этот, так сказать, неидеалистический фактор работает в полной мере. И не надо идеализировать каждого, кто вступает в это сообщество. Очень многие движимы исключительно жесткими прагматическими интересами – нажиться, завоевать, уворовать, схватить. То же использование сирийской нефти в полной мере свидетельствует о присутствии жажды наживы, завоевания.

Но есть и люди честные или, по крайней мере, такие, кто вступает в ряды террористов действительно по религиозным мотивам. Уверен, что есть, ведь люди откликаются на призыв экстремистов чаще всего в мечетях, после молитвы, а как можно воздействовать на человека, который только что помолился, чтобы заставить его взять в руки оружие? Нужно связать его религиозные чувства, его веру совершенно конкретными аргументами, направленными, в том числе, на участие в боевых операциях и на всем прочем, что сопровождает террористическую деятельность. А что может быть аргументом – мы когда-нибудь об этом задумывались? «Ты становишься борцом за халифат». – «А что такое халифат?» – «А это такое общество, где в центре вера, Бог, где господствуют религиозные законы. Ты создаешь новую цивилизацию по отношению к той, что сейчас установлена в мире, – обезбоженная, секулярная и тоже радикальная в своем секуляризме».

Мы сейчас видим, что эта безбожная цивилизация действительно наступает, в том числе на права людей, которые провозглашаются чуть ли не высшей ценностью, – но вот крест носить нельзя. Можно проводить парады сексуальных меньшинств, это приветствуется, – а миллионная демонстрация французских христиан в защиту семейных ценностей разгоняется полицией. Если вы называете нетрадиционные отношения грехом, как велит нам Библия, и вы священник или пастор, то можете не просто лишиться возможности служить, но и отправиться в тюрьму.

Я могу и дальше продолжать приводить просто страшные примеры того, как наступает эта обезбоженная цивилизация. И вот ведь на что пальцем указывают молодым людям, которых соблазняют экстремисты. «Посмотрите, какой они строят мир – мир дьявольский, а мы вас приглашаем построить мир Божий». И на это откликаются, ради этого идут отдавать жизнь. Потом могут и наркотики использовать, и все что угодно, но для того чтобы человека возбудить на борьбу, нужно сперва показать ему врага. Что и делают, называя конкретные адреса и говоря, почему те или другие люди являются врагами по отношению к тебе, а может быть, и по отношению ко всему роду человеческому.

Поэтому примиряться надо не на основе борьбы с терроризмом. Нам всем нужно подумать о путях развития человеческой цивилизации, нам всем нужно подумать о том, как современное научно-техническое или, как теперь говорят, постиндустриальное общество соединить с теми духовными и религиозными ценностями, без которых человек жить не может. Можно Церковь притеснять, задвинуть, можно лишить людей возможности отправлять свои религиозные потребности, но религиозные чувства невозможно убить, и это хорошо известно.

Нужно соединить человеческую свободу с нравственной ответственностью. Нужно дать возможность каждому человеку жить в соответствии с Божиим законом. Не нужно ограничивать проявление религиозных чувств и одновременно не нужно ограничивать свободу человеческого выбора. Если мы сумеем соединить все эти составляющие части, то построим жизнеспособную цивилизацию. А если не сумеем, то мы обречены на постоянную борьбу и на постоянные страдания. Нельзя путем перетягивания каната, путем победы одной модели над другой, путем создания неких искусственных форм человеческого общежития, которые не соответствуют ни нравственной природе, ни религиозному чувству, пытаться строить будущее. И если удастся человечеству добиться нравственного консенсуса, если удастся этот нравственный консенсус включить каким-то образом в международное право, в законодательство, то есть шанс на построение справедливой глобальной цивилизационной системы.

– Вот Вы говорите о шансе и упомянули Францию. Во Франции, после этих жутких терактов в Париже, общенародным ответом на них стал призыв к молитве, – и это в стране, где по статистике христиан уже меньшинство, меньше половины. Так что это было? Использование того шанса, о котором Вы говорили?

– Это была естественная реакция людей. Вы знаете, то же самое произошло после 11 сентября в Нью-Йорке, – храмы всех конфессий и религий стали переполняться людьми. То же произошло, когда, казалось бы, полностью атеизированное советское общество повернулось к Богу во время Великой Отечественной войны. Храмы были переполнены; как мне говорили люди, участвовавшее в боевых действиях, на передовой не было ни одного атеиста. Когда человек лицом к лицу соприкасается с опасностью, которую он не может преодолеть собственными силами и даже сообща с другими, он обращается к Богу, – и ведь слышит этот Божий ответ! Иначе бы к Нему не обращались.

Поэтому, проводя нас через какие-то испытания, Господь, конечно, ждет нашего обращения. И в этом смысле я очень высоко ценю то, что сегодня происходит в нашей стране. Я не идеализирую происходящее, но я вижу, как медленно, не без трудов, но происходит некое сближение двух начал в жизни нашего народа, как происходит некий синтез материального, научного, технического начала, устремленности людей к благополучной жизни с ростом их духовных потребностей. Я не могу сказать, что мы много достигли. Мы, может быть, в самом начале пути, но это очень правильный путь. Когда я вижу молодых людей, образованных, преуспевающих, с яркой, сильной верой в сердце, – Вы знаете, душа радуется. Видишь образ новой России, – собственно говоря, ради этого стоит жить.

– Ваше Святейшество, когда Вы говорите о нашей стране, то, конечно, мы узнаем Россию. С другой стороны, Ваших стран у Вас не одна, – например. Украина тоже Ваша страна, и Русская Православная Церковь каждую службу возносит молитвы об Украине, о страждущих. Как Вы оцениваете процессы, которые идут на Украине?

– Для меня Украина – это то же самое, что и Россия. Там мой народ, Церковь, которую Господь благословил мне в этот исторический период времени возглавлять. Это моя радость и моя боль. Это причина бессонных ночей и причина высокого энтузиазма, который иногда меня посещает, когда я думаю о людях, которые с такой силой и верой защищают свои убеждения, свое право оставаться православными.

То, что сегодня происходит на Украине, конечно, наполняет сердце тревогой. Мы являемся свидетелями страшных историй с захватом храмов. Село Птичье, Ровенская область. Несколько женщин, два священника несколько суток сидят, прижавшись друг к другу, – холод, электричество отключено, тепла нет, еды нет, воды нет. Чудом один сумел позвонить по телефону, и мы узнали о том, что происходит внутри. А вокруг ревущая толпа, требующая выкинуть этих людей и передать храм, который они построили, который им принадлежит, другой религиозной группе, которую мы называем раскольниками, которая не принадлежит канонической Церкви. Суд выступает за права верующих нашей Церкви, но никакие власти эти права не защищают.

Может быть, кто-то скажет: «Ну что вы говорите о частном случае? Вы посмотрите на жизнь страны в целом». Но ведь о чем это говорит? Люди избрали так называемый европейский путь развития – ну избрали и избрали, никто ж по этому поводу волосы на голове не рвет и никто не пытается мешать этому пути. Ну так идите по этому пути! Разве террор является фактором современной европейской жизни, при всех ее издержках, о которых мы говорили? Разве можно таким образом привлечь людей к европейскому пути развития, когда для многих он связан с кровью и страданиями? Я уж не говорю о голоде и несчастье многих людей…

И вот что мне хотелось бы сказать, и я знаю, что мои слова будут услышаны на Украине. Вся эта борьба идет, в том числе, за соборную Украину, за сохранение ее единства. Но как можно сохранить единство таким образом? Ведь люди, которые не хотят повторить опыт села Птичье, – они же всеми силами будут бороться, чтобы власть, потворствующая такому захвату церквей и притеснению верующих, не пришла в их дом! Значит, такого рода политика поощряет разделение украинского народа. Поэтому, с точки зрения прагматической, – это глупо. Нужно объединять людей, а объединить можно, что каждый знает на примере семейных отношений, только любовью, открытостью, готовностью слышать. Нужно предпринимать усилия, чтобы всем было хорошо, нужно угомонить слишком ретивых, которые пытаются раскачивать лодку, нужно дать шанс и другим себя проявить. Но, к сожалению, ничего подобного сегодня на Украине не происходит.

У меня только одна надежда, что существует Украинская Православная Церковь, Церковь-исповедница, которая сегодня реально объединяет народ. Ни одна политическая сила не объединяет народ, ни одна политическая сила не работает на соборную Украину, особенно те самые громко говорящие люди, которые провозглашают идею соборной Украины как свою политическую программу. Они не работают на эту программу, а работает Украинская Православная Церковь, которая объединяет и восток, и запад, и север, и юг, которая смиренно, но мужественно говорит правду, которая ведет людей к объединению, а ведь только так и только с этим объединительным фактором можно связывать благополучное будущее Украины.

Я молюсь за Блаженнейшего митрополита Онуфрия, за епископат нашей Церкви, за духовенство, за верующий народ, и верю, что таким образом Украина сохранится и будет благополучной, мирной, спокойной страной, дружественной по отношению к соседям, открытой по отношению к Европе. Никому же от этого плохо не будет, поэтому дай Бог, чтобы было так.

– Украина переживает трудные времена не только в духовном, но и в материальном смысле. Народ впал в нищету, а экономический кризис затрагивает и Россию, и многие страны мира. Люди, которые еще вчера считали себя средним классом, становятся беднее и начинают чувствовать себя бедными, даже если они живут не бедно, но в материальном смысле хуже, чем вчера. У них появляется некая заниженная самооценка, и в последнее время сложилась такая мировоззренческая конструкция, что ценна лишь хорошая жизнь, а плохая жизнь не нужна вовсе. Это приводит к тому, что кто-то может даже закончить самоубийством, кто-то впадает в отчаяние, опускает руки… Все-таки, ценность жизни – как она меняется, и меняется ли, в условиях экономического кризиса, в условиях нехватки чего-то?

– Думаю, все зависит от того, что внутри человека. Мы ведь проходили, и родители наши проходили через тяжелейшие периоды, с экономической точки зрения куда более тяжелые, чем сейчас. Сейчас вообще тяжесть относительная – человек зарабатывает чуть больше или меньше, только не дай Бог, чтобы экономическое положение ухудшалось, но в общем на сегодня никакой трагедии в стране нет. Поэтому разочаровываются слабонервные, внутренне слабые, пустые люди.

Если вы все свое благополучие связываете только с деньгами, если благополучие измеряется качеством проведенного отпуска, материальными условиями жизни, то малейшее сокращение потребления может казаться чудовищной трагедией. А что это означает? А это означает, что человек не слишком жизнеспособный. Не может же он всегда жить в каких-то особо благоприятных условиях; и даже если условия материально благоприятные, то ведь всякое происходит в его душе. А как часто вполне благополучные люди проходят через кризис семейной жизни, через отчаяние, как много самоубийств среди богатых и благополучных людей!

Единственное, против чего следует бороться, чего ни в коем случае нельзя допускать, что нам нужно искоренить – это искоренить нищету. Есть разница между бедностью и нищетой. Это очень хорошо сказано у Достоевского в «Преступлении и наказании». Там Мармеладов философствует по этому поводу, что бедность не уничтожает гордости, то есть некой уверенности в себе, а вот нищета выметает людей из человеческого общения…

– «Бедность – не порок, нищета – порок»…

– В самом деле, нищета выкидывает человека из социума. Кто же с несчастным бродягой, который на улице ночует, общаться будет, кто его в дом пустит? Бедного человека, чистенько одетого, интеллигентного пустят, и разговаривать будут, и на работу примут, а вот нищего – всё, он изгой. Но ведь это наш народ, это же не какие-то инопланетяне, которые к нам спустились. А если покопаться в истории этих нищих людей? Часто они еще год-два тому назад были благополучными, но разные обстоятельства – рейдерский захват квартиры, потеря работы, потеря здоровья – приводят к такому состоянию.

Поэтому одна из наших национальных задач должна заключаться в том, чтобы в России не было нищеты, чтобы в России не было бездомных. Церковь пытается делать все, что в ее силах, чтобы помочь, согреть в зимнее время, помыть, одеть, дать совет, купить билет до дома. Это не очень значительные меры, но в общенациональном масштабе должна быть принята программа полного искоренения нищеты.

Но и при всем этом мы не решим проблему человеческого счастья. Никакое понижение процентной ставки и увеличение доходов не сыграют решающей роли. Говорю так, потому что это сейчас у всех на устах, люди очень обеспокоены тем, что происходит с их вложениями в банки, с кредитами, со всем прочим. Это, конечно, важно, я не минимизирую эту проблему, но я хочу сказать, что отнюдь не она в первую очередь определяет, что означает человеческая жизнь и человеческое счастье.

А вот над тем, что касается внутреннего состояния, нужно работать каждый день. Ведь что такое вера? Это и есть способ постоянного самоконтроля и воздействия на свою душу, на свое сознание. Когда мы утром и вечером молимся, мы должны подвергать себя тщательному анализу. Я знаю, что людям иногда тяжело читать молитвы, потому что и по-славянски не очень получается, да и времени как бы не хватает, но ведь хватит времени подумать о самом себе, поразмышлять о своей жизни, о пройденном дне. Так сделай это пред лицом Божиим! Подвергни свои поступки анализу, проконтролируй их, у Бога попроси прощения и вразумления, чтобы не повторять ошибок. С кем-то неправильно поговорил, на кого-то голос поднял, кого-то одернул, кому-то доставил боль, кого-то обидел, кого-то обманул…

Если мы будем Богу обо всем этом говорить и просить Его помощи, то мы будем менять самих себя, мы будем менять свой внутренний мир. Мы будем становиться сильнее, и от этой внутренней духовной силы зависит наше благополучие, – на мой взгляд, куда в большей степени, чем от внешних материальных факторов. Хотя и эти факторы не следует минимизировать, учитывая все то, о чем мы сказали в связи с нищенским существованием многих наших граждан.

– Ваше Святейшество, не могу не задать этот вопрос в наступающем году. Мы будем отмечать 1000-летие русского монашеского присутствия на Афоне. Как полагается встречать этот праздник?

– Это очень важное событие в истории Русской Православной Церкви, в истории Афона и, конечно, всего вселенского Православия. На Афоне в наших монастырях в преддверии этого праздника проводилась и проводится грандиозная реставрационная работа. Частные благотворители вкладывают большие средства в реставрацию русских афонских монастырей, и мы очень надеемся, что к празднованию этого события преобразятся наши монастыри, которые пришли в запустение в течение XX века, потому что не было притока монахов, были разорваны связи с Россией.

Также и в нашей стране будут проходить научные конференции, осуществляться многочисленные исследовательские проекты и публикации. Мы хотим вовлечь в это празднование наше научное сообщество, нашу интеллигенцию и, конечно, наш народ. Почему? Да потому что Афон был, есть и будет центром, имеющим особое духовное значение для нас, для всех наших людей. Удивительно, но Афон сыграл, играет и будет, видимо, продолжать играть важную роль в христианизации нашего общества. Ведь многие туда едут ради экзотики – просто посмотреть, что за место такое, куда женщин не пускают, где монахи самоуправляются, какое-то государство в государстве… Приезжают – и сердцем чувствуют благодать Божию, которая там пребывает, и навсегда сохраняют связь с Афоном. Очень многих эта связь приводит к Богу и укрепляет их духовную жизнь. Поэтому юбилей, помимо культурного, исторического значения, имеет также большое духовное значение для нашего народа.

– Что для Вашей паствы в России и мире будет важнее всего в наступающем году? Чего избегать, к чему стремиться?

– Никаких конкретных советов я сейчас дать не смогу. Потому что для каждого человека все это очень индивидуально, и то, что хорошо для одного, может быть не очень хорошо для другого. А какие-то общие советы, общие пожелания не слишком трогают ум и сердце… Но я хотел бы сказать об очень важных вещах, которые помогут в реализации планов и преодолении жизненных трудностей.

Вот мы уже говорили о том, что хорошо каждое утро и каждый вечер, предстоя пред Богом, анализировать свою жизнь, приносить покаяние и в соответствии с этим анализом действовать в будущем, но сейчас я хотел бы сказать вообще о молитве. Это совершенно особое явление, ведь Бог сотворил нас автономными, в том числе, и от Него. Он дал нам такую свободу, что мы можем верить в Него или не верить, жить по Его закону или не жить, обращаться к Нему или не обращаться. Тогда мы просто живем по законам и стихиям мира сего. Существуют законы физические, – вот по этим законам мы и живем, или сами создаем какие-то законы и по ним живем. А молитва – это выход из этой автономии. Человек говорит: «Ты меня создал таким, а хочу быть с Тобой». Молитва – это привлечение Бога в свою собственную жизнь. Через молитву мы как бы делаем Бога своим соработником. Мы говорим: «Помоги, войди в мою жизнь, ограничь мою свободу», – ведь очень часто мы не знаем, как поступить.

Вот к священнику приходят и говорят: «Батюшка, мне замуж выйти или нет?», «Мне жениться или нет?» Я всегда духовникам говорю: «Осторожней с такими ответами, откуда вы можете знать?» Вот эти вопросы человек Богу должен обращать, как, может быть, и более мелкие вопросы, связанные с повседневной жизнью. Когда мы Бога просим, когда мы молимся, мы устанавливаем с Ним связь, Бог реально присутствует в нашей жизни, и мы становимся сильнее. Вот первое, что я хотел бы пожелать людям: научиться молиться. Научиться молиться – это значит научиться быть сильными, а что помешает в любом случае нашей связи с Богом – это когда мы сознательно грешим. Конечно, можем и каяться, – искреннее покаяние снимает грех и ответственность за него, но, что очень важно, если мы сознательно живем в нераскаянном грехе, то наши молитвы Бога не достигают. Грех – это единственная стена, которая реально отделяет нас от Бога. Есть стена, и нет этого контакта, цепь не замыкается…

– Нераскаянный грех?

– Нераскаянный грех. Поэтому, когда мы осознаем, что поступаем плохо, нужно раскаяться, в первую очередь, пред Богом, ну, а если у кого есть силы и возможности, – то и в храме перед священником. Это второе, что я пожелал бы. Кстати, исповедь – не перед священником, а пред Богом, священник является лишь свидетелем факта раскаяния. Грешник отлучался от общения церковного, он не мог причащаться, он не мог в храм входить, и поэтому должен был быть свидетель его раскаяния, чтобы сказать: «Да, он может прийти, он может вместе с нами молиться». Вот откуда идет традиция раскаяния в присутствии священника, но пред лицом Божиим.

Ну, и последнее, что мне хотелось бы сказать. Наша жизнь становится богоугодной, если мы просто делаем добрые дела. В этих добрых делах нуждаются очень многие – от самых близких, с которыми мы живем, до тех, с кем мы встречаемся по роду службы, в разных жизненных обстоятельствах. Если мы научимся делать добро, мы станет счастливыми людьми, потому что добро умножает добро. Вот это я и хотел бы пожелать самому себе, вам и всем, кто нас слушает и видит.

– Благодарю Вас сердечно за это важное для всех интервью, Ваше Святейшество. Спасибо.

Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси

Читайте также

(А теперь тот самый фрагмент:)